Чему могут служить лубочные картинки

ЧЕМУ МОГУТЪ СЛУЖИТЬ ЛУБОЧНЫЯ КАРТИНКИ. Замѣтки по поводу современнаго вопроса о народной грамотности и народномъ образованіи. Л. Блюммера.

Во многихъ отношеніяхъ онѣ (лубочныя картинки) любопытны и значительны, какъ произведенія народнаго гравированія, матерьялы для исторіи отечественныхъ художествъ, и какъ елементъ народности.

Снегиревъ.

Идея, какъ результатъ мышленія, не можетъ проникнуть въ массы народа, не будучи воплощена въ образъ, и притомъ болѣе или менѣе яркій. Въ свою очередь, какъ яркое представленіе идеи, этотъ образъ, прежде другихъ образовъ, прежде другихъ представленій, дружится съ памятью и фантазіею народа. Человѣкъ прежде всего занялся выработкою идеи божества, потому-что это была идея, имѣвшая самый яркій, самый рельефный образъ — міръ, съ его необъятностью, съ его безконечнымъ разнообразіемъ. Это тѣмъ естественнѣе, что въ совокупности идеи и образа есть прообразъ человѣка, съ его духовнымъ и физическимъ началами. Поэтому у грековъ, прежде Иліады и Одиссеи появились ѳеогоническія поэмы; потому же у всѣхъ народовъ лирика получаетъ свое начало раньше сатиры (подъ лирикою и сатирою мы подразумѣваемъ не тѣ обособленныя понятія, которыя воплощаемъ мы въ нихъ въ наше время, а вообще положительное и отрицательное воззрѣніе человѣка на окружающее).

Примѣняя сказанное нами выше къ лубочнымъ картинамъ русскаго народа, мы имѣемъ полное право не согласиться съ мнѣніями г.г. Снегирева и Шевырева о религіозномъ элементѣ въ русской жизни и въ русской живописи. «Какъ религіозный елементъ, говоритъ г. Снегиревъ, преобладаетъ въ жизни русскаго народа, то и картинокъ, содержащихъ въ себѣ предметы нравственные и догматическіе, несравненно, болѣе, чѣмъ историческихъ(1).» «Христіанская религіозная жизнь, по словамъ г. академика Шевырева, была господствующею сферой бытія до-петровской Руси и все наше древнее или въ ней сосредоточивается, или отъ нея принимаетъ начало». Не только у русскаго народа, но и у всего живущаго, къ которому можно прибавить слово «человѣческое», всегда представляется и представлялось подобное явленіе: не только въ до-петровской Руси, но и въ Руси по-петровской вѣчная идея въ образѣ, имѣетъ преимущество надъ временною и не всегда справедливою мыслею. Въ этомъ и есть существенное отличіе «человѣческаго» отъ «нечеловѣческаго», духа и плоти отъ одной плоти.

Лубочныя картинки русскаго народа имѣли своимъ содержаніемъ чаще религіозную идею потому, что таковы были историческія обстоятельства Россіи первыхъ временъ. Тогда не было науки, опыта, слѣдовательно все сосредоточивалось въ вѣрѣ, но сосредоточивалось не по исключительности религіознаго элемента(2), а потому, что историческія обстоятельства не давали хода другимъ началамъ: татарщина извнѣ и татарская холопщина внутри — куда плохая обстановка для смѣха, или для сатиры! Едва же обстоятельства становились лучше, — тотчасъ-же заявляли свое бытіе и другіе элементы — и появлялись «Похороны кота», которые многіе не безъ основанія относятъ къ эпохѣ Ивана IV. Кромѣ того, кому изъ занимающихся изслѣдованіями о лубочныхъ картинахъ русскаго народа не извѣстны «Татарская неволя», «Лихолѣтье» и «Семибоярщина»(3)! Намъ могутъ возразить тѣмъ, что первые сатирическіе листки, какъ думаютъ, привезены къ намъ нѣмцами и то не раньше царствованія Алексѣя Михайловича; но на это никакихъ положительныхъ фактовъ нѣтъ: лѣтописи и граматы находили себѣ единственный азилумъ въ монастыряхъ; лубочныя же картинки съ сатирическимъ направленіемъ не имѣли и этого убѣжища, и поэтому, естественно, не могли сохраниться.

Впрочемъ, исключительно ли религіозный элементъ русскаго народа былъ причиною появленія большаго числа лубочныхъ картинъ, имѣющихъ содержаніемъ образность идеи, чѣмъ историческія воспоминанія, какъ думаютъ гг. Снегиревъ и Шевыревъ, или самое существо предмета, какъ смѣемъ думать мы, — это вопросъ второстепенный(4). Главное то, что лубочныя картинки служили уже органомъ пропаганды идеи, а слѣдовательно могутъ имъ служить и теперь. Это, кажется, понимаютъ и понимали наши раскольники, составляющіе не одну только религіозную оппозицію, но также и соціальную: собирающій лубочныя картинки, конечно, не однажды имѣлъ въ своихъ рукахъ картинки съ общественнымъ значеніемъ, съ старо-русской точки зрѣнія. Да и что значитъ: «Какъ мыши кота погребаютъ, недруга своего провожаютъ, послѣдню честь отдаютъ сцеремоніемъ», и что былъ «престарѣлый котъ казанскій, уроженецъ астраханскій, имѣлъ разумъ сибирскій и пр.» И дальше — что составляютъ эти черненькія и сѣренькія мыши — мужескаго и женскаго пола? Такъ-ли себѣ картинку, или нѣчто, имѣющее смыслъ?