Настроен был Константин Петрович, после отзыва Рейценштейна временно оставшись за начальника отряда, весьма решительно. Даже несмотря на насморк и кашель, привезенные им из второго боевого похода. Его не смущало и то, что «временным» он оказался аж целых два раза. Выплавав ценз на «России», он уже знал о назначении вместо него каперанга Андреева, который был в дороге из Питера.
Худощавый, энергичный, внешне чем-то похожий на небезызвестного нам Феликса Эдмундовича Дзержинского, он и темперамент имел с ним в чем-то схожий. Через два часа после съезда Рейценштейна он уже потребовал от Гаупта ускорения угольной погрузки и подготовки канала к выходу. Поэтому «Надежный» вторые сутки ползал по рейду и проходу в Босфор Восточный, не давая льдинам схватиться. К утру угольный аврал на крейсерах был закончен, припасы приняты, а команды, по большей части, находились на борту в готовности к походу.
Однако в присутствии военного губернатора портовое начальство, осаживая жаждавших реабилитации «крейсерских», указывало устами контр-адмирала Гаупта на недостаток запасов кардифа и слабость ремонтной базы, которые пока не позволяют «выскакивать в море кажний божий день». На это командиры кораблей ВОКа справедливо возражали, что по их расчетам расхода угля вполне хватит на три месяца интенсивных операций, что идет война и заниматься перестраховкой сейчас недопустимо, что каждый утопленный на коммуникации Япония – Корея войсковой транспорт – это спасенные сотни или даже тысячи жизней наших солдат и офицеров.
Страсти начали закипать всерьез, когда комендант крепости, в целях скорейшего ввода в строй трех новых береговых батарей и усиления сухопутной оборонительной линии, поднял вопрос о снятии с броненосных крейсеров нескольких шестидюймовок и как минимум 12-и трехдюймовых орудий. Но в тот момент, когда командир «Рюрика» Трусов уже дошел до прямой перебранки с настырными крепостными артиллеристами, взаимное «вынесение мозгов» сторонниками наступательной и оборонительной тактик было прервано вбежавшим в залу мичманом с «России»:
– Господа! Прошу прощения, но у нас на телеграфе уже с полчаса, как кто-то упорно требует выслать лоцмана для проводки в порт через минные поля…
– И кто же это может быть? Японцы?! Дождались-таки?! – сразу же взвился Воронец.
– А может, какой угольщик мимо японцев прорвался? – с надеждой в голосе на грядущие рейды предположил командир «Громобоя» каперанг Дабич.
– Вряд ли, Николай Дмитриевич, – отметая излишний оптимизм коллеги, скептически скривился Арнаутов, – чтобы купец и вдруг с телеграфом…
– Или это из Артура кто? – нахмурившись и задумчиво подкручивая ус, предположил командир «Богатыря» Стемман.
– Тоже вряд-ли… Нас бы известили. Да и не пошлет никого сейчас Старк. Макарова будут ждать. Что еще в этих телеграммах интересного, мичман?
Запыхавшийся Орлов 2-й пожал плечами:
– Шифр наш, однако, господа, творится что-то весьма непонятное. Половина отметок от станции типа «Попова-Дюкрете», что мы используем. Вторая половина – явно от Маркони, то есть вроде как японцы, они еще не все Телефункеном заменили. Но самое странное, что подписаны телеграммы «Варягом» и «Корейцем»! Чего уж никак быть не может…
Далее обсуждать новость смысла уже не было. Всем кораблям, частям и подразделениям флота и армии была немедленно объявлена боевая тревога. После чего под аккомпанемент возбужденных восклицаний, сдерживаемой ругани и грохота пары опрокинутых стульев, дружно сорвавшись с мест, господа генералы, адмиралы, капитаны и полковники кинулись приводить Владивосток и флот в боевую готовность для отражения атаки коварного врага.
Ближе к обеду, когда орудия береговых батарей и крейсеров ВОКа были заряжены и наведены в сторону моря, на горизонте показались дымки, а потом и силуэты пяти кораблей. Все это время с моря шли истошные просьбы, приказы, а позже и угрозы с одним смыслом – вышлите на миноносце, или хоть на чем, лоцмана. Но никто в крепости не хотел брать на себя ответственность за выходящие за рамки обыденности действия, и телеграммы одна за другой оставались без ответа.
Постояв с четверть часа в виду крепости, корабли медленно в строе кильватера потянулись в сторону входа в пролив Босфор Восточный. Первым шел незнакомый коммерческий пароход. Что происходило на его мостике, с берега пока было не рассмотреть. А жаль. Сцена, разыгравшаяся там, была достойна лучшего спектакля театра мимики и жеста. На продолжавшиеся минут десять отчаянные вопли, жестикуляцию, подпрыгивания и вращения глазами капитана «Мари-Анны», доказывавшего, что он вовсе не подписывался идти первым по минному заграждению, мичман Балк, досмотрев все представление до конца, с невозмутимой улыбкой ответствовал, что русские, как настоящие джентльмены, всегда пропускают дам вперед. Тем паче культурных и благовоспитанных иностранок. Так что «Мари-Анне» придется идти первой. Шлюпки за борт лучше вывесить сразу. Мало ли что.