- А ну, взяли! - уточнять не потребовалось. Мои спутники подхватили его под руки так, будто всю жизнь тренировались, и поволокли в сторону колосса. Того уже получалось разглядеть, как и плотный столб дыма. Не то рядом, не то...
Додумывать не хотелось.
Вблизи всё оказалось не так страшно. Бомбы аккуратно развалили здание погрузочного элеватора, а его содержимое превратили в костёр. Довольно ленивый костёр. Зданием давно не пользовались, так что горели насмерть прогнившие доски на удивление дымно, и столь же хреново.
- Женя! - Ксения уже выглядывала из технического люка на корпусе. - Фёдор Дмитриевич! Арон Моисеевич!
Наверх, к ней, Ваша Покорная буквально взлетела - и далеко не в самом благостном настроении.
- Тебе что было приказано? - упрёка пионерка явно не ожидала. - Почему тебя не было у вокзала?
- Меня с поезда на стрелке высадили! - обиженно выпалила она. - Литерный, как тревогу подняли, сразу дальше пошёл, и мы за ним! Куда бы я возвращалась?
- А ничего, что мы тебя под бомбами ждали? - с командным голосом упрямо не получалось, но истерика Вашей Покорной всё не желала заканчиваться.
- Я... - в глазах Ксении набухли совершенно искренние слёзы. - Я...
Это меня слегка отрезвило. Только вот не хватало ещё и Ксению в истерику загнать. Явилась, понимаешь, боевая циркулярка в исполнении угадайте кого. И про ступор на вокзале, что характерно, даже ни полсловом не сознаётся. Нет, хватит. Пора и совесть иметь!
- Ты молодец, - внезапных извинений пионерка тоже не ожидала. - Всё правильно сделала. Мне просто страшно. Очень. Извини.
- Правда? - спросила Ксения.
- Правда, - астматическое хрипение Романенко на лестнице услышал бы и глухой, так что с поддержкой и утешением пришлось торопливо завязывать. - А теперь давай работать. Пора уже.
Воену-инженеру пришлось немного помочь. Сил на бег по лестницам у него ещё хватало, а вот здоровья - уже не очень. Если бы не Арон Моисеевич, буквально пихавший его в, гм, спину, он бы по той лестнице полз как удав по стекловате. Медленно и мучительно.
- Неужели так сложно было придумать лифт? - раздражение снова выплеснулось хамской репликой. - Или подъёмный кран, хоть какой-нибудь?
- Сняли, - Романенко вяло махнул рукой в сторону обшарпанной зелёной коробки на стене рядом с не менее обшарпанными креплениями отсутствующего механизма. - В ремонт. И не вернули, машина же в Киев должна была уйти, на перекомплектацию.
М-да. Бардак и армия: вместе по жизни! Вечные ценности. Вечные.
Наш боевой колосс неторопливо пробуждался от своего механического сна. Где-то над вокзалом снова заходилась надрывным воем сирена. Следующая волна штурмовиков летела продолжать своё гнусное дело.
Что же, их ждал сюрприз.
***
Боевого настроя хватило ненадолго. Нервный предстартовый гомон и мучительные попытки синхронизироваться благополучно превратили его в нервную дрожь. Колосс наотрез отказывался синхронизироваться.
- Женя, - устало попросил Романенко. - Быстрее. Пожалуйста.
Мир вокруг дрогнул и снова превратился в небольшую комнату с мягкими стенами и отполированным стальным шестом в полу.
- Да чтоб тебя! - рука привычным жестом скользнула к айфончику.
- Тела остыли, и вокруг кровища! - порой случайный выбор музыки попросту издевается. - А я кровищи не боюсь! Миной кораблю пробило днище, миной кораблю пробило днище, трупы плавают, а я смеюсь-смеюсь-смеюсь!
Эту песенку ненаглядный братец притащил с какого-то своего фестиваля, и достал ей буквально всех. Затем, она ему надоела - и Ваша Покорная зарядила её уже себе, доставать Хомяка в ответ.
Сломался тот очень быстро, и трёх дней не прошло, а вот назойливая песенка осталась. Почему-то именно её бодрый идиотизм решил вопрос мотивации Вашей Покорной куда эффективнее любых воззваний к совести и чувству долга.
- И уносят меня, и уносят меня, пророча ужасный конец. Четыре коня, эх четыре коня - Смерть, Голод, Война и...
- Женя! - отчаянный вопль учителя заглушил окончание припева. - Тут же дети!
Ну, судя по сдавленному писку Ксении, почти заглушил.
Мир вокруг снова расширился до запасных путей с чадным пожарищем на вокзале. Колосс чуть заметно подрагивал, будто смеялся. Настроение оператора ему всё-таки передавалось.
Затем к вокзалу долетела следующая волна штурмовиков, и о веселье снова пришлось забыть.
С высоты боевого колосса бедственное положение вокзала не вызывало даже тени сомнений. Разрозненные пулемётные трассы поднимались к небу далеко в стороне от чадящего нагромождения обломков. Первая волна бомбардировки попросту смела всё, что находилось рядом с путями. Ни пушек, ни пулемётов там больше не оставалось.
Тем удивительнее оказалось видеть, как ведущий штурмовик покачнулся, клюнул носом, и сбитой птицей закувыркался к земле. Его ведомый продержался чуть дольше, но тоже избавился от бомб и отвалил куда-то вбок, уже с пышным хвостом дыма за фюзеляжем. Ещё несколько машин шарахнулись в стороны.
Три знакомых уже кургузых самолётика промелькнули через строй штурмовиков и ушли в сторону. Вслед за ними пронеслись хищно вытянутые силуэты истребителей с крестами на крыльях.