Черчиль

Вместо этого Черчилль сконцентрировался на обороне острова: на том, чтобы Королевские ВВС держали под контролем небеса, а Королевские ВМФ держали открытыми морские проходы. «На полях человеческих конфликтов никогда столь многое не было столь сильно обязано столь малому», — это его знаменитое подношение было кульминацией определенной попытки с его стороны привлечь внимание общества к решающей роли воздушных сил. Это также привело к вере в то, что бомбардировочная авиация, единственное наступательное оружие Британии, обладает большой разрушительной мощью. Легкое или глубокое, но внушение, которое оказывал премьер-министр на все решения во время «года выживания», не позволило остановиться и задать встречный вопрос: а какая, собственно, разница? Безусловно, выбор был столь ограниченным, что только человек черчиллевской чеканки мог делать его внутри столь узкого круга. В день эвакуации из Дюнкера он говорил о необходимости избежать исключительной настроенности мышления на защиту, которая, как он полагал, разрушила Францию. Все же, что он мог сделать? Тем не менее некоторые решения носили на себе неискоренимый (и безжалостный) личностный отпечаток, например решение в июле 1940 года потопить французские корабли, на том основании, что они будут представлять угрозу безопасности Британии, если попадут в руки Аксиса. Таков был Черчилль на войне [74].

Решимость Черчилля также можно наблюдать в другом спорном действии — отстранении Уэйвелла от командования на Среднем Востоке и в Северной Африке в июне 1941 года. «Я хотел показать свою власть», — записывает Десмонд Моррис слова Черчилля. Его система управления требовала не толко тесного контакта с начальниками штабов, но также личного общения с полевыми главнокомандующими. Он ожидал от них, что они будут ему обязаны. После первой их встречи в августе 1940 года Черчилль почувствовал, что у Уэйвелла недостает энергичности в мышлении и решимости в преодолении помех — качеств, абсолютно необходимых для успешного ведения войны. Удовлетворенность действиями Уэйвелла, как, например, после его победы над итальянцами в Сиди-Баррани, сменилась возрастающей нетерпимостью к его излишней осторожности весной и в начале лета 1941 года. Со своей стороны, Уэйвелл подозревал, что если премьер-министр и мог чувствовать себя как дома в мире большой стратегии, он слабо понимал оперативные проблемы механизированной войны в пустыне.

Заменившего его Очинлека ждала та же судьба. Полевые командиры в 1940–1941 годах подвергались нескончаемым поучениям, длившимся иногда часами. Это был надзор такой степени, которой, к примеру, Мальборо, помогая при случае генералам, никогда не выдерживал. Положительной стороной этого было то, что командиры также могли черпать воодушевление из ощущения, что они участвуют в общем деле. Трещина времен первой мировой войны, пролегавшая тогда между «высокими военными чинами» и «гражданским платьем», больше не появлялось. С такими генералами, как Александер, который также был аристократом и любил рисовать, общение Черчилля было в общем превосходным. Практически то же самое, несмотря на отдельные столкновения, было и с другим, более хрупким ольстерцем, Бернардом Монтгомери. Черчилль постоянно твердил о необходимости идти на риск и полагаться на чутьё: полевым командирам, видимо, нравилось самим определять степень риска без того, чтобы решать эту задачу с человеком, находящимся за тысячи миль в Лондоне и, казалось, думавшим, что знает больше, чем они. Правда, нередко он действительно знал больше.

Начальникам штабов тоже пришлось держать круговую оборону и в целом они вполне успешно с этим справлялись на всем протяжении войны. Профессиональная солидарность никогда не могла заставить генералов одобрять «вмешательство» премьер-министра в дела их коллег на полях сражений. Все, что они могли делать — в каждом отдельном случае доказывать его достоинства. Для них не имело значения, кто сидит в командном кресле. «Нужно огромное моральное мужество, — писал ему Дилл, — чтобы не испугаться того, что тебя сочтут испугавшимся» [75]. Черчилль выслал его в Вашингтон и заменил Аланом Бруком («Бруки») в конце 1941 года. Сотрудничество этих столь разных по темпераменту людей играло стержневую роль в оставшийся период войны; редко они не виделись более шести часов подряд. Конечно, были тысячи проблем, каждая из которых настоятельно требовала внимания. Обязанности постоянно передавались из рук в руки, не позволяя упрощенно оценивать власть. Историки могут указать на примеры, когда Черчилль позволял себе быть не то чтобы оставленным, а «отсоветованным» от каких-то особых действий. Они также могут указать на примеры, когда он упрямо не давал себя в чем-то убедить. В целом же было, вероятно, полезным, что обладатель верховной власти мог часто спускаться в царство деталей.

4. Оснащение власти