Черчилль был категорически против этого. Он опасался, что после ухода британцев в стране быстро воцарится анархия. Когда Артур Хендерсон, выступая от правительства, сказал о необходимости дать возможность Бирме пользоваться «теми же демократическими свободами, которыми мы пользуемся сами», он возразил, ссылаясь на гражданскую войну в Индии между индусами и мусульманами: «А как насчет полумиллиона погибших в Индии? Они хорошо воспользовались демократическими свободами!»
К концу дебатов мнения в палате разделились. 288 парламентариев высказались за независимость Бирмы, 114 – против. Черчилль был недоволен тем, что так мало парламентариев, едва ли половина палаты, потрудились явиться на «столь радостное, должно быть, для лейбористов событие».
30 ноября Черчиллю исполнилось семьдесят три года. Вечером был устроен званый ужин. «Уинстон в мрачном настроении, он убежден, что нашей стране суждено пережить самый тяжелый экономический кризис, – записал в дневнике Колвилл. – Говорит, что тревога, которую он испытывал во время битвы за Атлантику, «просто мелочь» в сравнении с этим и что мы сможем преодолеть его, только если проявим силу духа и единство при отсутствии зависти, злобы и ненависти, с чем сейчас явные проблемы. Никогда в жизни он не чувствовал такого отчаяния, и винит он в этом правительство, чье «ненасытное вожделение власти сопоставимо лишь с их неизлечимой импотенцией в ее использовании. Яркие фразы и эпиграммы проскальзывали по-прежнему, но мне не хватало неукротимой веры и убежденности, которые были характерны для премьер-министра в 1940–1941 гг.».
6 декабря, на церемонии по поводу присвоения ему звания почетного гражданина Манчестера, Черчилль открыто говорил о своих опасениях. Он предупреждал, что социализм, то есть контроль государственных чиновников над частным бизнесом, приведет к тому, что Британия не сможет обеспечивать жизнь людей. Как минимум четверти населения придется «исчезнуть тем или иным образом, когда упадет уровень жизни. Эмиграция, даже в невообразимых ранее масштабах, не успеет предотвратить этого печального упадка».
Через четыре дня после манчестерской речи Черчилль, стремясь к солнцу и с намерением активизировать работу над мемуарами, вылетел в Париж, а оттуда – в Марракеш, где и провел месяц. Впрочем, тревоги трудно было отложить в сторону. Клементине, у которой не нашлось сил на эту поездку, он написал 12 декабря: «Продолжаю переживать по поводу будущего. Действительно не понимаю, как наш несчастный остров будет существовать, когда вокруг так много проблем и так много недоброжелательности и разногласий. Тем не менее надеюсь выбросить все это из головы на несколько недель».
И работать, и рисовать удавалось хорошо. Почти ежедневно приходили пакеты с версткой и историческими заметками. Потом у Черчилля начался сильный кашель, и он попросил приехать лорда Морана. Тот так и сделал, захватив с собой Клементину. Оба с облегчением узнали, что воспаления легких нет. Черчилль, тоже этим обрадованный, быстро встал с постели и вернулся к столу и к мольберту.
4 января 1948 г. Бирма стала независимой республикой. В этот день к Черчиллю в Марракеш вылетел лорд Черуэлл. Он вез с собой восемь глав военных мемуаров, тщательно выверенных Эдвардом Маршем. Новые заметки и предложения прислал из Оксфорда философ Исайя Берлин. Не вся критика воспринималась Черчиллем одинаково хорошо. Когда Ривз написал, что, по его твердому убеждению, в повествовании цитируется слишком много документов и требуются существенные изменения, чтобы органично вплести их в текст, Черчилль впал в уныние. Сара решила его успокоить. «Ты лучший историк, лучший журналист, лучший поэт, – написала она. – Молчи, слушай очень немногих и при этом пиши от своего сердца о том, что знаешь, и пусть оценивают читатели. А они оценят, все будут слушать твою историю. Невыносимо видеть тебя бледным и не получающим удовольствия от работы».
Впрочем, некоторые советы Ривза принимались благосклонно. 14 января тот возразил против названия, которое Черчилль дал первому тому мемуаров – «Путь вниз». Он сказал, что это «звучит пессимистично», и прислал на выбор несколько вариантов. Черчилль решил, что книга будет называться «Надвигающаяся буря».
18 января Черчилль уехал из Марракеша, и через четыре дня уже выступал в палате общин в дебатах по международным делам. Он заявил, что единственный способ избежать конфликта с Россией – перейти к решающим переговорам с советским правительством и путем формального, секретного и серьезного дипломатического диалога прийти к длительному соглашению. Именно это слово – «соглашение» – он использовал в фултонской речи.