Черчилль. Биография

Но без обид, разумеется, все равно не обошлось. Несколько оскорбленных генералов потребовали внести изменения в последующие издания, на что Черчилль согласился. Когда вышел из печати второй том, запротестовали три французских генерала и сын четвертого. Направляя их протесты Черчиллю, Эмери Ривз заметил: «По-видимому, ваши мемуары пробудили воинственный дух французских генералов, которого им так не хватало в 1939 г. Возможно, следовало бы опубликовать этот том в самом начале войны».

Черчилль не стал отметать с ходу критику французских генералов. Напротив, он думал о них, когда в специальном предисловии к французскому изданию написал: «Факты, о которых я свидетельствую, говорят о том, что политики и палата депутатов не дали французской армии перед войной хорошей возможности проявить себя. А кроме того, она была разорвана таким мощным вторжением немецких танков, какое мало кто из нас, сидя в своих служебных кабинетах, мог предвидеть. Следовательно, несмотря на всю храбрость ее солдат и профессионализм ее командиров, она просто не имела возможности на равных сопротивляться немцам».

Политические события лета вмешались в работу Черчилля. 24 июня советские войска в Восточной Германии полностью блокировали Берлин. Сообщение автомобильным и железнодорожным транспортом стало невозможно. Эрнест Бевин выступил с критикой, но, разумеется, тщетно. Был организован воздушный мост, по которому круглосуточно доставлялось в Берлин все необходимое. «Бевин имел право говорить от всей Британии», – сказал Черчилль в своем избирательном округе 10 июля. Ощущалось растущее беспокойство. «События вызывают тревогу, – написал он Монтгомери 18 июля. – Надеюсь, мы не приближаемся к очередному Мюнхену. В случае повторения такого преступления британскому правительству не будет прощения».

Позже, обдумывая перспективы возникшего кризиса, он написал Эйзенхауэру, который принял решение не участвовать в президентской гонке: «Для предотвращения третьей мировой войны необходимо такое соглашение с Советской Россией, в результате которого они уйдут в свою страну и, надеюсь, будут там благополучно существовать. Для будущего жизненно важно, – добавил Черчилль, – чтобы соглашение было заключено в такой момент, когда они поймут, что Соединенные Штаты и союзники обладают сокрушительной силой».

22 августа Черчилль с Клементиной уехали во Францию, в Экс-ан-Прованс. Там, в отеле «Руа Рене», он продолжил работу над мемуарами. Он также обдумывал резолюцию в связи с блокадой Берлина. Одному другу, навестившему его, Черчилль сказал: «Я должен разобраться с ними. Если этого не сделать сейчас, может начаться война. Я хочу заявить им абсолютно вежливо: «В тот день, когда мы оставим Берлин, вам придется оставить Москву». Идену он сказал, что демонстрация силы должна быть отложена на год, «когда американские военно-воздушные силы будут иметь на треть больше атомных бомб и более качественные, более эффективные средства доставки – как самолетами, так и с баз, крупнейшая из которых в Восточной Англии». Черчилль не знал, что правительство лейбористов уже санкционировало начать создание собственной британской атомной бомбы.

20 сентября Клементина вернулась в Лондон. Черчилль из Экса перебрался на виллу Бивербрука на Лазурном Берегу, а 2 октября вернулся в Чартвелл. Отсюда он совершил несколько поездок с выступлениями, в которых постоянно говорил о необходимости сопротивляться тирании «во всех ее формах»; это же он повторил 5 октября, выступая перед личным составом 615-й эскадрильи, а спустя четыре дня – в Северном Уэльсе, на съезде Консервативной партии. Говоря о русских, он сказал: «Пусть они ослабят свою хватку в европейских странах. Пусть вернутся в свою страну, которая составляет шестую часть суши всей планеты. Пусть уйдут и освободят одиннадцать древних европейских столиц, которые зажали в тиски». Черчилль добавил, несколько изменив совет, который он дал относительно Германии в 1932 г.: «Западные страны гораздо вероятнее достигнут длительного соглашения без кровопролития, если сформулируют свои требования, пока обладают атомной бомбой, которой Россия пока не обзавелась».

27 ноября, за три дня до своего семьдесят четвертого дня рождения, Черчилль, как сообщила Times, «облачившись в бриджи и подкрепившись глотком рома, галопировал верхом на лошади, сопровождаемый собаками». Через месяц он снова покинул Лондон и отправился в Париж, а затем в Монте-Карло, где провел две недели в отеле «Париж». Именно там он прочитал в мемуарах одного американского офицера, что в 1944 г. «полномасштабное вторжение на Балканы уже не рассматривалось». Черчилль, уже ставший жертвой ряда неверных интерпретаций, в свою очередь, написал: «Никто и никогда не рассматривал идею полномасштабного наступления на Балканах. Это одна из глупостей, которые распространяют американцы. Я лично не думал ни о чем ином, как об операциях коммандос и помощи партизанам».