Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Почувствовал ли Уэллдон себя уязвленным, не сумев приобщить Уинстона к латыни? Учитывая его доброжелательный нрав, по всей видимости, нет. Прочитав в 1930 году воспоминания Черчилля о не самых приятных годах в Хэрроу, он будет сожалеть, что не сделал пребывание своего воспитанника в стенах школы более счастливым. Сославшись на недостаток времени – «одну из основных проблем, с которой сталкиваются директора школ», – он заметит, что «всегда верил» в Черчилля³⁶³. В 1935 году он признается супруге политика:

«Хотя я и не могу утверждать, что предвидел все будущие достижения Уинстона, я вправе сказать, что даже в его школьные годы я не мог не оценить его удивительных способностей и искреннего патриотизма»³⁶⁴. Также он относил свое общение с Черчиллем к «одним из самых счастливых эпизодов работы в Хэрроу»³⁶⁵. Все эти признания и заявления были сделаны спустя четыре десятилетия после описываемых событий, что, конечно, нельзя не учитывать при их оценке. И тем не менее факт остается фактом, Черчилль будет поддерживать теплые отношения со своим бывшим наставником. А Уэллдон будет с симпатией наблюдать за жизнью своего ученика, лишь укрепляясь в вере, что «с каждым годом человек становится лучше и благороднее»³⁶⁶.

Когда по прошествии десятилетий Черчилль начнет оплачивать обучение уже своим детям, он будет придавать большое значение изучению иностранных языков, считая, что знание дополнительного языка является «ощутимым преимуществом». Причем это преимущество очевидно, даже если знаний иностранного языка хватает только на чтение книг. «Чтение на иностранном языке расслабляет ум, оживляя его посредством знакомства с другими мыслями и идеями, – считал политик. – Даже простая структура языка задействует соседние клетки мозга, снимая самым эффективным образом усталость. Это то же самое, как если бы музыкант, зарабатывающий на жизнь игрой на трубе, станет играть на скрипке для собственного удовольствия»³⁶⁷.

Что касается конкретных языковых пристрастий, то основное внимание Черчилль уделял не мертвым, а тем языкам, которые открывают перед человеком новые горизонты, обеспечивая доступ к новому своду знаний и погружению в незнакомую культуру; тем языкам, которые способны не только расширить кругозор, но и пригодиться в повседневной жизни. При этом он был против изучения одновременно нескольких языков, полагая, что вначале необходимо овладеть в совершенстве одним и только после этого, если будет желание, возможности и время, приступать к изучению дополнительного языка³⁶⁸. Сам он выбрал французский.

Французский язык, овладение которым Черчилль рассматривал как «восхитительный дар»³⁶⁹, был близок ему с детства. Французским в совершенстве владела леди Рандольф, прожившая в Париже шесть лет. Неоднократно во Францию приезжал и сам Уинстон для прохождения языковой практики. В Хэрроу французский ему преподавал один из лучших учителей школы Бернар Жюль Минссен (1861–1924). «Я добился значительного прогресса в изучении французского, – не без гордости признавался Уинстон матери в конце 1891 года. – Я начинаю думать на этом языке»³⁷⁰. Спустя месяц новое признание: «Я обнаружил, что существенно подтянулся по французскому»³⁷¹.

Черчилль продолжит совершенствовать свои знания иностранного языка и после окончания Хэрроу. В основном с помощью бесед с носителями языка, а также чтения французских классиков, например Вольтера и Монтеня, ну и, конечно, исторической литературы. Во время одного из путешествий в Париж он пополнит свою библиотеку почти тремястами томов различных сочинений³⁷².

Признавая огромные силы, затраченные Черчиллем на изучение французского языка, невольно возникает вопрос, насколько хорошо он смог им овладеть. Французские исследователи жизни британского политика отмечают, что, хотя ему и удалось добиться «превосходных результатов»³⁷³, ответ на этот вопрос неоднозначен. По словам одного из первых французских биографов Черчилля Жака Арнавона, политику была ближе письменная речь, а использование разговорного языка требовало гораздо больше усилий³⁷⁴. Современный историк Франсуа Бедарида указывает, что «возможность поговорить по-французски всегда доставляла Черчиллю удовольствие», при этом автор добавляет: «Впрочем, его собеседники не всегда разделяли с ним эту радость»³⁷⁵. Не разделял эту радость, к примеру, генерал Шарль де Голль (1890–1970), который шутя заметил, что ему пришлось даже выучить английский язык, чтобы понять французский Черчилля³⁷⁶. Да и сам политик однажды с иронией потребовал от одного из своих коллег: «Пожалуйста, перестань переводить с моего французского на французский»³⁷⁷. А в другой раз перед выступлением на языке Вольтера, Бальзака и Гюго он предварительно предупредил публику, что речь идет о «значительном предприятии», которое проверит на прочность хорошие отношения собравшихся к Великобритании³⁷⁸.