Черчилль: в кругу друзей и врагов

Еще более высокую оценку Лоуренса заслужила автобиография «Мои ранние годы». Он прочитал эту «удивительную книгу» несколько раз, считая, что «и по стилю, и по содержанию она формирует гораздо более живой портрет автора, чем я мог себе представить». «Очень редко, чтобы любящий чтение человек, внимательно следящий за персонажем и развитием событий, получал бы столь острое наслаждение, – не скрывая своих эмоций, заявил он Черчиллю. – Автобиография на порядок превосходит ваши первоклассные главы из военных сочинений. Эта книга самое настоящее произведение искусства»[174]. «Я полагаю, Черчилль осознает, что является единственной великой личностью со времен Фукидида и Кларендона, кому его поколение очень многим обязано», – скажет Лоуренс в июне 1927 года[175].

О том, насколько близки ментально и духовно были Лоуренс и Черчилль, можно судить по тому факту, что полковник был в числе тех немногих, кто подбодрил Черчилля взяться за написание биографии 1-го герцога Мальборо (1650–1722). Еще в марте 1929 года, когда Черчилль только размышлял над будущим сочинением, Лоуренс выразил надежду, что с учетом огромного опыта государственного управления автора будет создана «практическая книга о нашем единственном генерале, обладающем международной славой»[176].

Полковник не увидит полное воплощение замысла, но первые два тома «Мальборо», которые выйдут при его жизни, не оставят его равнодушным. Он давно ждал рассказа о жизни герцога, и, когда Черчилль прислал ему подписанные экземпляры томов, он самым тщательным образом подошел к их изучению. Да-да, именно к изучению. Каждый день, возвращаясь с работы, он штудировал текст, внимательно вчитываясь в каждое слово. Свои комментарии Лоуренс записывал карандашом на отдельных листках бумаги. К счастью, эти листки сохранились, и сегодня, читая их, можно оценить, какое впечатление произвел на него этот фолиант.

Лоуренс отметил для себя интересные творческие особенности автора. Во-первых, «каждая глава несет в себе сюрприз, как в парадоксах Честертона». Во-вторых, «в целом, книга вышла лучше, чем каждая глава в отдельности», следуя логике «главы превосходят абзацы, а абзацы – предложения». В-третьих, по мнению Лоуренса, для красноречия Черчиллю необходимо место. Полковника сильно удивило, что его друг довольно редко «бросает отдельно яркое слово или фразу», чтобы «развернуть свои войска», ему необходимо пространство в тексте. И наконец, четвертое. Для Черчилля сам изначальный план намного важнее, чем украшения, которые ему попадаются на пути реализации. Это показалось Лоуренсу забавным, поскольку противоречило его собственному методу[177].

Раз уж зашла речь о Лоуренсе, то скажем несколько слов о его собственном литературном труде. Лоуренс был не только политиком, военным, переводчиком, археологом и путешественником. Он также отметился на ниве литературы, став автором легендарных мемуаров «Семь столпов мудрости».