Черчилль: в кругу друзей и врагов

Расширение собственного дела не ограничилось строительством заводов. Рокфеллер мыслил шире. В 1860-х годах отрасль переживала непростые времена. В связи с отсутствием надежных механизмов поиска «черного золота» нефтяной рынок отличала пугающая волатильность. Компании разорялись, проекты сворачивались, огромные состояния исчезали, будто их и не было вовсе. Не минула сия чаша и Рокфеллера, перед которым также встала угроза потерять все свои средства. Для выхода из кризиса необходимо было новое, поистине революционное решение. И Рокфеллер нашел его. Осознав, что будущее его бизнеса находится в полной зависимости от общего состояния дел, он решил подчинить себе всю отрасль!

Буквально через несколько лет Рокфеллер наложил железную руку порядка на хаотичный и суетливый мир нефтяного бизнеса. Он скупил все заводы, избыток которых, по его мнению, являлся главной причиной перепроизводства. Подчиняя одно предприятие за другим, он развязал жестокую конкурентную войну. Бизнесмены ставились перед черствым выбором: либо объединение, либо разорение. Цена была кошмарной, но результат оказался впечатляющим – цены на нефть удалось стабилизировать. «Порядок заменил хаос, – описывал Черчилль достигнутые успехи. – Господство растрат подошло к концу. Бешеные скачки цен прекратились. Фантастическое детство отрасли было завершено»[225].

Заметно, что Черчилль был восхищен теми свершениями, которых удалось добиться Рокфеллеру. Но как быть с ценой? Как быть с загубленными надеждами других людей, которые принесли свои состояния, а иногда и жизнь на алтарь амбиций одного человека? При ответе на этот вопрос Черчилль предложил учитывать два фактора – один внешний, другой внутренний. Внешний фактор определялся эпохой, в которой жил и проводил свои успешно страшные и страшно успешные манипуляции Рокфеллер. «Это было время, когда мораль американского бизнеса определялась стандартами пиратства, – объясняет автор статьи. – Наблюдалось повсеместное попирание и игнорирование закона; подкупы были нормальной составляющей расходов; каждый политик имел свою цену». Если бы Рокфеллер решил следовать христианским заветам, то обанкротился бы через несколько месяцев, – следует вывод[226].

Аллюзия с упоминанием «христианских заветов» появилась неслучайно. Она напрямую связана со вторым – внутренним фактором, определявшим многие решения Рокфеллера. Практически одновременно с началом предпринимательской деятельности проявилась такая черта личности будущего миллиардера, как религиозность. Рокфеллер стал не только рьяным приверженцем баптизма, но и щедрым меценатом. Недоброжелатели обвиняли магната в том, что его филантропия – не более чем индульгенция за грехи, которых, по всеобщему мнению, собралось предостаточно. Черчилль считал подобные заявления необоснованными. Тот, кто так говорит, «не понимает ни Рокфеллера, который зарабатывает миллионы, ни Рокфеллера, который их тратит», – полагал он[227].

Случай с Рокфеллером действительно не так однозначен, как представляют некоторые из его критиков. Во-первых, благотворительность имела место, и это само по себе уже ценно. Во-вторых, она составляла существенную долю расходов этого человека. В-третьих, Рокфеллер начал заниматься благотворительностью не после обретения богатства, а буквально после получения первого жалованья. В-четвертых, нефтяной магнат не просто помогал малоимущим или случайно выбранным предприятиям – по сути, была открыта новая эра в благотворительности; Рокфеллер направлял средства на проекты, которые, по его мнению, могли принести пользу будущим поколениям[228]. На его средства были основаны Чикагский университет, Медицинский институт имени Рокфеллера (позднее – Университет имени Рокфеллера), а также Всеобщий образовательный совет и благотворительный Фонд Рокфеллера, поддерживающие изыскания в самых разных областях науки и творчества.

Описывая благотворительную деятельность миллиардера, Черчилль подводит читателей к одному из основных нравственных вопросов – может ли зло быть оправдано, когда плоды достигнутых побед используются во имя благих целей? В контексте мировой литературы, большинство сходятся во мнении, что нет. Но Черчилль был практик, и для него ответ «да» не всегда ошибочен. Этот сложный вопрос он напрямую связывает с пониманием меры величия. Если человек приобретает «власть темными и неразборчивыми в средствах методами», но потом использует власть на благо своих современников и сам становится «слугой государства»[229], то, исходя из масштабов благотворного влияния на общество, такого человека, по его мнению, можно причислить к когорте великих.