Читаем Черчилль: в кругу друзей и врагов полностью

Также в статье про нефтяного магната появляется еще один критерий величия – искренность. «Искренность – необходимая составляющая величия, – указывает Черчилль. – Никто не сможет ничего достичь действительно ценного или важного, пока не поверит в себя и в то, что он делает»[230]. Рокфеллер не был единственным филантропом среди богатых мира сего, но он относился к тем немногим, кто отдавал свои деньги на благотворительные цели не по чьему-либо совету, не из-за какого-то умысла или налогового послабления, а просто потому, что видел в этом свой долг.

Описание причин, подвигнувших безжалостного в бизнесе главу Standard Oil Company направлять часть прибыли на различные благотворительные проекты, подводят к ядру мировоззрения Рокфеллера. Выявление «духовных истоков» этого человека Черчилль считал важным условием понимания его личности. Скажем и мы о них несколько слов.

У Рокфеллера был особый взгляд на жизнь, значительно облегчивший ему как путь наверх, так и спокойное существование на вершине. Основу его доктрины составляла вера в то, что все люди являются орудиями в руках Господа и каждому отведена определенная роль. Себя, например, он считал Божьим казначеем, ответственным за правильное распределение Его финансов. На вопрос, почему же на столь ответственную позицию выбрали именно его, Рокфеллер отвечал без изысков: «Я получил этот дар только потому, что Господь всемогущий определенно знал, что я отдам эти деньги ближним!»[231].

Представление себя казначеем Всевышнего оказало сильное влияние на поведение магната. В своих действиях он видел Божий промысел – и горе тому, кто осмеливался встать на его пути. По мнению Рокфеллера, то, чем он занимался, было не просто битвой за место под солнцем – это было самым настоящим крестовым походом! Рассматривая себя и свою команду как малую кучку ранних христиан, гонимых язычниками, он фактически осуществил подмену понятий, обвинив своих критиков в том, за что они хулили его. Для него они были заблудшими душами, «ведомыми своими мелкими обидами, завистью и предрассудками»[232]. Из его личной переписки видно, что Рокфеллер считал своих конкурентов эгоистами, способствующими повышению энтропии и сеющими беспорядок. Он искренне полагал, что, скупая одну компанию за другой, он спасает компании от банкротства и нищеты. В его понимании, Standard Oil Company превратилась в уникальную разновидность благотворительной организации, согласившейся взять на себя неразрешимое бремя чужих проблем и забот. Себя же он видел не кем иным, как проводником «высшей идеи». И пусть толпа недовольно ворчит и злится, правда все равно на его стороне, считал миллиардер.

В своей жизни Черчилль сталкивался с человеком, который находился в таком же согласии с Господом, хотя его взгляды значительно уступали и по масштабу и по результатам тем воззрениям, которых придерживался Рокфеллер. Его имя – Стэнли Болдуин. «Поскольку Болдуин состоял со Всевышним в очень доверительных отношениях и хорошо к Нему относился, он не сомневался, что и Господь относится к нему так же», – не без иронии отмечал Эмиль Людвиг[233].

Но не только личность Стэнли Болдуина интересна в этом отношении. В несколько видоизмененном виде в мировоззрении Рокфеллера нашла свое отражение высказанная Черчиллем при его работе над биографией Мальборо идея о гармонии интересов, или о том, что успех великой личности коррелируется с благосостоянием всего общества. Что хорошо конкретному человеку, то хорошо и окружающим: если это государственный деятель, то достигнутые им успехи в политике положительно влияют на жизнь в его стране; если это ученый, то сделанные им открытия продвигают науку вперед; если это художник, то созданные им великие полотна, тексты или музыкальные произведения способствуют повышению культурного наследия человечества; если это военный, то одержанные им победы сохраняют целостность страны; если это бизнесмен, то заработанные им средства являются источником запуска новых общественно полезных проектов, появление которых было либо невозможно, либо затруднительно без значительной финансовой поддержки.

Подобные взгляды представляют весьма неустойчивую почву для оправдания аморальных поступков тех, кто причисляет себя к великим, но они способны объяснить поведение людей, их менталитет. В истории было множество примеров, когда неординарная персоналия, осознавая свое величие, считала себя если не орудием Господа, то уж точно источником блага для какой-то группы людей, страны или даже всего человечества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аспекты истории

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное