— Я посижу с дядюшкой Франсуа, пока не придёт Катрин! — крикнула Люсиль ему вслед. Она развязала свою кружевную косынку, небрежно бросила её на один табурет, сама села на другой подле дядюшки Франсуа. На Ксавье она больше не взглянула, хотя сердце её стучало так сильно, что она боялась, как бы не услышал Франсуа. «Мадемуазель!» Ксавье впервые прибавил к её имени это церемонное слово. В этом обращении Люсиль прочитала невысказанный упрёк. За что? За её знакомство с Воклером? Может быть, она и заслужила его удивление своими недомолвками, но что бы ни случилось, как бы ни сложились обстоятельства, как бы они ни говорили против Ксавье, она не потеряет веры в него! И Ксавье должен ей верить так, как верит ему она.
— Плохо моё дело, ведь я ещё силён, бодр, голова крепко держится на плечах, — продолжая вслух свои мысли, сказал Франсуа и тяжело вздохнул. — Ну, а на что я годен? Куда могу пойти? А если и пойду, доплетусь как-нибудь, буду только всем в тягость… Ты ведь, наверное, уже слыхала, что закрыты газеты, типографии.
И Франсуа повторил то, что было уже известно Люсиль от маркиза и Вальдека. Только в устах Франсуа это звучало по-иному.
— Нет, просто не верится, до чего унизилась власть! На что только она не идёт! Морис рассказал, что полиция позвала слесарей в типографию, чтобы заклепать печатные машины. Но слесари не захотели участвовать в таком позорном деле. «Про машины забудут, а наши имена впишут на страницы истории, как имена предателей», — сказали они. И что ты думаешь: полиция отступила? Как бы не так! Полицейские велели заковать машины в цепи, предназначенные для каторжников!..
Люсиль, потрясённая, молчала. В голове её завертелись строки стихов о машинах, людях и каторжных цепях, в которые их хотят заковать. В ушах даже зазвучал мотив новой песни, нет — припева: «Можно машины в цепи заковать!» Нет, иначе: «Разве возможно…»
— Люсиль, да ты не слушаешь меня! О чём ты думаешь?
— Да о том, что вы рассказываете, — опомнившись, ответила Люсиль.
Она хотела посидеть с дядюшкой Франсуа, пока не придёт кто-нибудь ей на смену. Но, видимо, завсегдатаи чердака все остались на улице, и время, казалось Люсиль, тянется нескончаемо долго.
Наконец вернулась домой запыхавшаяся от быстрой ходьбы Катрин.
— А где Ксавье? Как ты сюда прошла, Люсиль? Ведь на улице сейчас не протолкнёшься. Кажется, весь Париж на ногах, все гудят, кричат. Неизвестно, что будет. Я видела, как к Ратуше прошли отряды солдат. А народа, народа!.. Как ты доберёшься домой? Останься ночевать у нас…
— Доберусь, пройду переулками! — Люсиль вскочила с места, крепко поцеловала Катрин и дядюшку Франсуа и отправилась к своим.
Рассчитавшись с Люсиль, Вальдек почувствовал облегчение. Трудно сейчас предсказать, чем кончатся «беспорядки», как называл про себя Вальдек возникшую волну негодования и протеста, кто окажется победителем? Но если верх возьмёт Полиньяк и его сторонники и начнутся репрессии, он сможет доказать, что своевременно прекратил свою литературную деятельность, не желая никого ни к чему подстрекать. В случае же успеха восставших — он может доказать свои вольнолюбивые взгляды песнями, на которых стоит его имя. Так или иначе песни принесли ему известность, даже славу. Условие, которое поставила ему Жанна, выполнено. И надо потребовать, чтобы она отдала ему руку и сердце.
Выбирая маленькие переулки, где по контрасту с необычно оживлёнными сегодня улицами, казалось, вовсе замерла жизнь, Вальдек подбадривал себя тем, что положение не столь уже критическое.
«Надо только благоразумно выждать. Что может произойти? Закроют три-четыре газеты, и без них останется достаточно печатных органов. С ордонансами примирятся. А когда всё встанет на место и Париж опять потребует песен, можно будет вновь обратиться к Люсиль. Вкусив однажды прелесть денег, она не станет строить из себя обиженную. Тем более, что наш разрыв она приняла как нечто законное».
И, продолжая ещё жить в привычном мире, среди привычных ему обычаев, Вальдек направился к цветочнице, мадам Приу, но, к его удивлению, магазин оказался заперт. Это его не смутило: он нашёл другой цветочный магазин в менее оживлённом квартале. Здесь он нашёл такие розы, какие предпочитала Жанна.
Цветочница, заворачивая цветы, причитала:.
— Мосье, не ходите по улицам… Там неспокойно. Сегодня все словно с ума сошли. И всё потому, что закрыты газеты. Как будто без них нельзя обойтись.
На какие-то минуты Вальдек снова испытал страх: что, если эти беспорядки превратятся в нечто серьёзное? Может быть, он слишком поторопился порвать с Люсиль? Но кто знает, если разразится революция, песенки — это его лицо, его паспорт… Впрочем, посмотрим, что скажет Жанна?