Ребята улеглись, а мне покоя всё не было. Что-то неведомое не давало уснуть, не давало забыться. Десантник должен уметь отдыхать в любой ситуации, если нужно возобновить силы для боя. А тут… я ворочался с боку на бок, пялился в ночное небо – но сна всё не было. И вот, проворочавшись так всю ночь, на рассвете я таки не выдержал. Осторожно поднялся и крадучись двинулся сквозь заросли. Туда, где – я точно, я твёрдо знал, сам не ведая откуда! – крутился над опустевшим «инкубатором» чёрный смерч. Меня словно вёл какой-то зов, но при этом я оставался самим собой. Человеком. Русланом Фатеевым. Которому почему-то очень надо, до невозможности надо увидеть,
И я увидел. Не в цифровой бинокль, своими собственными глазами. Вблизи. Я увидел невиданное. Чего до сего времени не видел ни один землянин. Ни один человек. И, хочется верить, больше и не увидит.
Да, здесь когда-то тоже текла речка. Петляла между предгорными холмами, бурлила на перекатах. Теперь её намертво перекрывала широкая плотина, замкнувшая треугольную «чашу» между холмами. Здесь явно потрудились человеческие руки – вдоль краёв поднимался внушительный вал металлопластиковых блоков. Стандартный имперский строительный материал.
Почти до краёв поднималась густая коричневая слизь. Сейчас она вся словно кипела, но все, кому надо, похоже, уже «вылупились» – пузыри лопались впустую. Там, в глубине, словно перекатывались громадные мускулы, время от времени поверхность жуткого пруда вспухала горбом, и оставалось только догадываться, что же за твари ходят сейчас вдоль дна, время от времени поднимаясь вверх.
Сверху живые воронки мерно крутились над кронами – надо полагать, вся нечисть взлетела над бывшим «инкубатором». Ну, крутитесь – и крутитесь себе, нам ваше внимание не требуется, мы не обидимся, если вы в нашу сторону даже и не посмотрите…
Они и не посмотрели.
Высоко в небо поднимался плотный, почти что чёрный, мерно вращающийся живой вихрь. Я различал массу кружащихся созданий – размером от кулака до крупной птицы, вроде орла. Мелькали и какие-то совсем громадные стрекозы, на манер живших в карбоне метровых меганерв, только ещё больше. На ходу твари перестраивались. Совершали какие-то сложные маневры, составляясь в разнообразные цепочки. И чем больше я вглядывался, тем сильнее убеждался – отыскать двух одинаковых было практически невозможно. Деталей, само собой, не различишь. Единственное, что смог разобрать, – у всех, независимо от вида и размера, – вздутое брюхо. Мне показалось, что все они с трудом держатся в воздухе.
Их танец, неторопливое, исполненное достоинства движение завораживало. Им не было дела до нас, жалких крупинок примитивной протоплазмы – в отличие от них, протоплазмы дивно реорганизованной, упорядоченной, предельно функциональной и эффективной.
Я мог только бессильно пялиться на происходящее. Враг набирал силу, приумножал своё число, а мы хлопали глазами.
И сладко-сладко плавала по сознанию моему странная мысль – а если я сейчас брошусь в этот самый пруд, со мной ничего не случится. Я
Это было чем-то сродни детской убеждённости, что от всех ночных страхов лучше всего защищает самое обыкновенное одеяло, натянутое на голову.
Туча мало-помалу приняла форму почти правильной воронки. Я даже приблизительно не смог бы сказать, сколько стянулось сюда живых существ. И для чего.
Медленно поднималось солнце. Вокруг становилось светлее, отползали ночные тени, но Зло, восставшее из неведомых адских глубин прямо у меня перед глазами, отнюдь не страшилось светлого дня. Заворожённый, я продолжал смотреть, и вот, когда первые прямые лучи коснулись поверхности «инкубатора», слизь в нём резко закипела. Словно кто-то поставил слабо булькавшую горячую, только что кипевшую воду на полный огонь.
Пузыри становились всё больше. Пруд заходил ходуном, словно в нём начинало ворочаться какое-то неведомое страшилище. А потом по всему инкубатору прошла резкая, мгновенная судорога – и я сам отчего-то дёрнулся, как от резкой зубной боли. Раздалось шипение и хлюпанье, и слизь вдруг стала опускаться, словно кто-то выдернул затычку из сливного отверстия ванны.