Череп на рукаве

Обнажалось что-то жуткое. Дикая, невообразимая смесь – под поверхностью крылись внутренние органы какого-то громадного существа. И сейчас всё это двигалось, сжималось, сдвигалось, вставало на место. Со всех сторон «пруда», словно лепестки громадного пресса, двигались чёрные плиты, которые так и тянуло назвать «броневыми». Как будто закрывалась крыша исполинского ракетного ангара. Всё это сопровождалось утробным рычанием, бульканьем, чуть ли не рыганием. Слизь ушла было вниз, но теперь снова поднималась, по мере того как всё ближе и ближе сдвигалась броня. Я понимал, что присутствую при зарождении нового, уникального и удивительного существа, которое так и хотелось назвать «маткой». Слово само всплыло в сознании, словно кто-то мне его услужливо подсказал. Я как можно крепче прижался к земле, едва осмеливаясь поднимать глаза. Вскоре в «пруду», а точнее, на его дне неуклюже ворочалось громадное создание, чем-то напоминавшее исполинскую черепаху. Черные чешуйчатые плиты сошлись, в щелях вскипела коричневая слизь, с удивительной скоростью застывая странного вида «сварными швами». Я не видел ни головы, ни лап – только громадную чёрную спину.

Мне показалось, что я видел последний акт действия, но так мне именно казалось. Скреплённые «сваркой» в одних местах, чёрные плиты разошлись в других, открывая что-то вроде широких сфинктеров, затянутых трепещущими перепонками. И в них, в эти отверстия, вдруг ринулась вся масса машущих крыльями существ над моей головой. Воронка втягивалась внутрь «матки». Твари в строгом порядке «укладывались штабелями» внутри чудовища. И вскоре – вскоре небо над головой стало чистым.

Последние минуты мне пришлось до крови закусить губу – зов стал поистине неотвязным. Моё место было там, внутри. В уютном чреве. В ожидании, когда настанет время…

А потом начались уже полные чудеса. Этого не могло быть, но это было. Громадная туша, сотни метров в поперечнике, тысячи тонн живого веса, неторопливо, торжественно стала подниматься вверх. Обнажилось дно, покрытое лужами слизи, – в них что-то извивалось и корчилось. Кого-то, наверное, забыли.

Туша поднимается. Проплывают мимо забранные чешуёй, словно у сказочного дракона, бока. Показывается брюхо. Удивительно, но я вижу под ним десятки, сотни небольших поджатых лап, толстых, словно колонны Имперской Оперы. Зачем они существу, которое, судя по всему, умеет летать святым духом, без всяких крыльев? – кто знает…

Так или иначе, постепенно уменьшаясь, бестия скрывалась в синеве. Утро вступило в свои права. Ошарашенный, поражённый увиденным, я побрёл через лес обратно к ребятам.

…О случившемся я никому не сказал. Слишком невероятно. Антигравитация в чистом виде. Мы тоже научились немного играть с ней – на наших кораблях нет невесомости. Но такого… чтобы прямо с грядки к звёздам…

– Встали, ребята. Пошли. Как хорошо сказано в одной хорошей книге, дорогу осилит идущий.

– Это в какой же, командир? – полюбопытствовал Кряк.

– Не помню, – соврал я. – Давно это было. В детстве читал.

* * *

…А потом всё как-то сразу и быстро кончилось. Ещё два дня мы тащились вдоль изогнувшегося горного хребта. Чёрные воронки, так нервировавшие Кряка, бесследно исчезли. Я понимал куда. Тоже невесть откуда всплыло слово «трансформа». Они трансформировались. И ушли. Наверх, «за небо», как сказали бы какие-нибудь шаманы доисторических троглодитов. Чудовищная мощь служила для того, чтобы поднять за пределы атмосферы жутких чудовищ. Я невольно вспомнил слова об «оружии первого удара». Оружии, которое можно использовать только один раз…

И его, похоже, использовали. Здесь, на Омеге-восемь. Использовали на всю катушку. Использовали, выкосив всех, относящихся к виду Homo. И после этого оружия… не стало. Не знаю как. Не знаю почему. Точнее, могу догадываться – краткоживущие боевые формы, эффективность в обмен на продолжительность жизни. Трезвый расчёт и разумный размен. И всё это время в отдалённых местах планеты вызревала смена. В тихих и мутных потоках тёплой слизи. Хотел бы я посмотреть в глаза тому молекулярному биологу, который всё это проектировал. Выписывал схемы трансляции сигналов, составлял схемы регуляции экспрессии генов, расставлял энхансеры, заплетал дээнковые цепочки в глобулы нуклеосом и так далее и тому подобное. Профессор Семён Ефимович Бреслер, не колеблясь, отдал бы свою правую руку за возможность поработать здесь. Тем более за деньги охранки. «Из любого гумуса можно экстрагировать жемчуг, – любил говаривать он. – Надо лишь правильно составить уравнение трансформации».