А рядом с ними приткнулся транспортёр с ещё одной эмблемой, меня несколько удивившей. Я знал на память все отличительные знаки дивизий имперской армии, но эта была новой.
...«Арийский легион». Добровольческая дивизия «вечно вчерашних», значит, они таки её сформировали, как и сообщалось в сетях. Вот эти-то, «Память и Гордость» вкупе с «Союзом Изгнанных» – самые настоящие нацисты, убеждённые, что Адольф Гитлер был великим человеком, а идеи Третьего Рейха должны быть непременно реализованы в Четвёртом. И, к сожалению, не считающиеся такими уж одиозными общественным мнением Внутренних Миров...
Но сейчас они растерялись. Они растерялись, привыкшие волочить за шкирки обезумевших от ужаса, растерянных людей. Я от бедра выстрелил прямо в тёмное стекло шлема – возникший передо мной каратель опрокинулся, исчез, а я уже поворачивался к следующему, понимая, что убиваю даже не тех, с кем делил имперский хлеб и носил фельдграу, но отборных хищных тварей, вскормленных человечиной; о да, они тоже лично не виноваты, их такими сделали, но иногда приходится просто стрелять, чтобы дикий зверь не разорвал тебя самого. И мы стреляли.
Тело стонало, торопясь повернуться, глаза ловили малейшее движение, и сейчас мне совсем не требовалось представлять своих противников бесчувственными манекенами, как на Сильвании. Хотя эти враги походили на манекенов куда больше, чем мальчишки и девчонки в штормовках, таких же, как и те, что бросились сейчас в атаку вместе со мной.
Ещё одна безликая фигура в шлеме поднимается передо мной, в руках – «штайер», вокруг верхнего дула возникает венчик пламени, но двадцатимиллиметровая болванка разрывного заряда проходит рядом, а я, не теряя ни секунды, бью карателя прикладом в затемнённое забрало.
Рядом оказывается какая-то девчонка, деловито приставляет ствол к шее опрокинувшегося карателя и нажимает на спуск, содрогаясь всем худеньким полудетским телом от отдачи. Из-под шлема летят кровавые ошмётки, каратель не успевает даже крикнуть. Я подхватываю его штуцер-двойник, ловлю стволом ещё одну фигуру в броне – и тяжёлая чушка снаряда разворачивает грудную пластину панциря. Я видел, как мальчишка из соседнего отделения бросился на спину не успевшему повернуться карателю и как паренька буквально смело ударившей в бок пулей.
Ночь опрокинулась, разбилась, словно громадная тёмная чаша, по которой дружно ударили сотни крохотных молотов сказочного народца. Из мрака вырывались новые и новые люди в штормовках, сцеплялись с карателями, и, как всегда внезапно, дикая рукопашная кончилась. Уцелевшие имперцы бежали, «бюссинги» надсадно ревели двигателями, но прорваться сквозь чащу не могли. Повсюду лежали тела – наши, новокрымчане и имперцы – вперемешку. У карателей почти не было тяжёлого оружия, но с лёгкой бронёй полугусеничных «бюссингов» мог справиться и подствольник 93-k. Тупорылые монстры это знали, поспешно отползая во мрак и огрызаясь короткими очередями. Четыре передовых отойти не успели, поражённые сразу пятью-шестью зарядами, они лениво чадили, языки пламени были едва видны сквозь жирный и густой дым.
Словно очнувшись, закричали раненые – и наши, и имперцы. Рёв «бюссингов» замирал в отдалении – каратели даже не попытались отбить своих.
– Отделение! – гаркнул я. Отсюда надо было немедленно уходить, собрав с убитых и раненых оружие. За нами протянулась широкая полоса могучего лесного пожара; очень скоро ничего не останется и от уютной фермы.
Всё неправильно. Следовало бы организовать преследование отброшенных карателей, они сейчас – лучшая защита от имперской артиллерии, но куда там!..
Кое-как я собрал своих. Из десяти человек осталось семеро, ещё трое сгинули; мы подбирали своих убитых и раненых, равно как и имперцев; с тел карателей сдирали всё, имевшее хоть какое-то отношение к оружию.
– Дай мне, – я нагнулся к девушке Инге, безуспешно пытавшейся справиться со сложным замком броневого нагрудника. Запор щёлкнул, помятая кираса раскрылась, словно раковина, – внутренности вымазаны кровью. В погибшего карателя кто-то выстрелил в упор, приставив ствол к груди. – Ничего, ничего, не брезгуй, это лучше, чем штормовочка.
Бледная Инга мелко кивнула. Да, девочка, тебе сегодня пришлось убить человека – впервые в жизни. И сколь бы ни был он мерзостен и чёрен душой, это был человек, и оставалась надежда, что...
Я прервал себя. Нет. Никакой надежды на исправление и раскаяние карателей давно не осталось. Их надо остановить, огнём и мечом и как можно скорее.
– Отделение! Давай, давай, шевелись! – гаркнул я. Семеро моих ребят кое-как, с моей помощью, облачались в трофейную броню. Волей-неволей пришлось демонстрировать ловкость в обращении с бронекомбинезонами – у карателей они такие же, что и у регулярных войск, разве что окраска «хамелеон», могущая прикинуться и городскими развалинами, и лесной просекой. – Собрать боеприпасы! Карманы на разгрузке проверили?..