Читаем Через бури полностью

Всюду звучала музыка на все вкусы: от зажигательной румбы и вновь открытых джазовых откровений до Бетховена и Шопена. Словом, «Куин Мери» отправлялась в свой первый рейс роскоши и беззаботного веселья.

Для инженера-писателя такое путешествие было подарком Судьбы. Впереди его ждал вихрь прогнозов мира будущего из множества стран.

Никто и представить себе не мог, что безжалостная Судьба, не повторив трагедии «Титаника», этот новый образец капиталистической роскоши, предназначенный для смеха, радости и счастья, поставит надолго в Нью-Йорке на рейд, как плавучий госпиталь вскоре начавшейся Второй мировой войны. И под хрустальными люстрами звучать будут не увеселительные звуки, а горькие стоны неизвестно для чего искалеченных людей, около стоек баров, перед стенами бутылок, на сдвинутых под люстру столах люди в белых халатах с окровавленными руками будут отрезать несчастным руку или ногу, спасая их жизнь. Но пассажиры первого торжественного рейса нового красавца морей тогда ни о чем не подозревали…

Работники советского павильона открывающейся в Нью-Йорке выставки «Мир завтра», привлекательные стендистки с безукоризненным английским языком, художники и несколько инженеров, в их числе и Саша Званцев, сидели в огромном полупустом ресторанном зале лайнера, в ожидании изысканного бесплатного обеда, который блюдо за блюдом приносил строго услужливый стюард в смокинге.

— А знаете ли вы, — сказала сидящим за столом спутникам крупная русская дама, стендистка Лиза Халютина (она была дочерью известной артистки Художественного театра), — что наш якобы «бесплатный» обед входит в стоимость проездных билетов. А вот подает его нам высокомерный стюард с манерами аристократа действительно бесплатно. Да, да! Он не получает жалованья от компании и рассчитывает лишь на щедрые чаевые в конце рейса. И сам платит за право разносить яства в любую погоду. Мы вот тут из-за качки еле сидим. К горлу подкатывает. Какой уж там аппетит. А компании — прямая выгода. Заметили, больше половины зада не вышло к обеду, а он уже оплачен…

— Должно быть, надвигается шторм? — предположил Вин Виныч, художник, с которым вместе Званцев затем поселится под Нью-Йорком у чеха-эмигранта.

Высокий, тощий, Виныч носил баки, как в прошлом веке, когда, по его мнению, был расцвет культуры. Джентльмен и на работе, и дома, он преклонялся перед стендистками, и перед женщинами вообще, считая их шедеврами творчества Природы.

— Моряки толкуют, что девятибальный ждут, — сказал старший группы, завидного сложения директор промышленного зала павильона Казанцев, в шутку называвший себя однофамильцем Званцева из-за близости фонетического звучания их имен.

— Надо взглянуть! — воскликнул Саша, рассчитывая на яркую страницу в будущем романе.

Он не страдал морской болезнью и, с аппетитом проглотив кусочек пахучего сыра, поданного как десерт на случай, если господа не утолили голод, и отправился набираться впечатлений.

С палубы одиннадцатого этажа возбужденный Званцев, вцепившись в реллинги на носу лайнера, с восхищением впитывал в себя мощь океана, вздымавшего водяные горы, предшественницы которых одиннадцать тысяч лет назад поглотили легендарную Атлантиду.

Океан-победитель был великолепен. Белогривые валы бежали друг за другом, накатываясь на стойкий корабль со стометровыми палубами. Они не могли вскинуть его на свои гребни — слишком велика его длина, и он накрывал собой сразу несколько злобных бешеных валов. Водяные горы отдавали неизбывную свою силищу, разбиваясь о нос корабля, как о береговую скалу. Эта беспомощность стихии взъярила океан, и он послал навстречу упрямцу девятый вал.

Восторженный Званцев видел его приближение. Мраморная стена с прожилками и клокочущей пенной вершиной пыталась вскинуть кораблик на свои великанские плечи. Но не по витязю был меч, не по богатырю — утяжеленная штанга и, как в ярости гиревик, не одолев вес, бросает его на помост, так взорвался кипучей пеной девятый вал и обрушил ее водопадом на стойкий корабль, окатив с головы до ног Званцева крепко соленой на вкус водой. И плывущий на выставку в лучшем своем, светлом костюме советский инженер вмиг превратился в жалкого прохожего без зонтика, попавшего под мощный ливень. Очнувшись перед следующим ударом, он скрылся за дверью, и по еще не слишком мокрому ковру, устилавшему трап, стал спускаться к себе вниз, в каюту второго класса. Надо скорее переодеться в привычный, видавший виды коричневый костюм.

Горничная второго класса с непроницаемым лицом и белой наколкой на голове, достав из карманчика розового передника свой ключ, предупредительно открыла Саше дверь его каюты.

К ужину он вышел менее нарядным, но сухим и оживленно рассказывал спутникам, как океан достал его на самой вершине плавающей горы «Куин Мэри» и что выше вела только лесенка-трап с табличкой «Only…» Лиза Халютина перевела, что это загадочное слово означает «Только для офицеров».

— Надеюсь, они не в промокших кителях, — проворчал пострадавший путешественник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фантаст

Через бури
Через бури

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами — не случайны. Этот роман — скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев , Никита Казанцев

Биографии и Мемуары / Документальное
Мёртвая зыбь
Мёртвая зыбь

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами — не случайны. Этот роман — скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.ВСЛЕД за Стивеном Кингом и Киром Булычевым (см. книги "Как писать книги" и "Как стать фантастом", изданные в 2001 г.) о своей нелегкой жизни поспешил поведать один из старейших писателей-фантастов планеты Александр Казанцев.Литературная обработка воспоминаний за престарелыми старшими родственниками — вещь часто встречающаяся и давно практикуемая, но по здравом размышлении наличие соавтора не-соучастника событий предполагает либо вести повествование от второго-третьего лица, либо выводить "литсекретаря" с титульного листа за скобки. Отец и сын Казанцевы пошли другим путем — простым росчерком пера поменяли персонажу фамилию.Так что, перефразируя классика, "читаем про Званцева — подразумеваем Казанцева".Это отнюдь не мелкое обстоятельство позволило соавторам абстрагироваться от Казанцева реального и выгодно представить образ Званцева виртуального: самоучку-изобретателя без крепкого образования, ловеласа и семьянина в одном лице. Казанцев обожает плодить оксюмороны: то ли он не понимает семантические несуразицы типа "Клокочущая пустота" (название одной из последних его книг), то ли сама его жизнь доказала, что можно совмещать несовместимое как в литературе, так и в жизни.Несколько разных жизней Казанцева предстают перед читателем. Безоблачное детство у папы за пазухой, когда любящий отец пони из Шотландии выписывает своим чадам, а жене — собаку из Швейцарии. Помните, как Фаина Раневская начала свою биографию? "Я — дочь небогатого нефтепромышленника┘" Но недолго музыка играла. Революция 1917-го, чешский мятеж 18-го┘ Папашу Званцева мобилизовали в армию Колчака, семья свернула дела и осталась на сухарях.Первая книга мнемонического романа почти целиком посвящена описанию жизни сына купца-миллионера при советской власти: и из Томского технологического института выгоняли по классовому признаку, и на заводе за любую ошибку или чужое разгильдяйство спешили собак повесить именно на Казанцева.После института Казанцев с молодой женой на тот самый злополучный завод и уезжает (где его, еще практиканта, чуть не обвинили во вредительстве), да только неустроенный быт надоедает супруге.Казанцев рванул в Москву. К самому Тухачевскому пробрался, действующий макет электрической пушки показал. Маршал уши поразвесил, да и назначил Казанцева командовать экспериментальной лабораторией и создавать большую электропушку, практическая бессмысленность коей была в течение одного дня доказана консультантом-артиллеристом.Следующий любопытный сюжет относится к Великой Отечественной. Перед мобилизацией Казанцев "на всякий случай" переправил водительские права на свое имя, но они почти и не понадобились: вскорости после призыва уже стал командовать рембазой автомобилей, причем исключительно для удобства снабжения перебазировал ее от Серпухова — в Перловку на Ярославское шоссе, поближе к собственной даче. Изобретает электротанкетки, одна из которых ни много ни мало помогла прорвать блокаду Ленинграда.Никак не понятно, например, как Александр Петрович в течение десятилетий удерживал самозваный титул классика советской научной фантастики, нигде не упоминается о личной причастности к гонениям на молодых авторов, и лишь вскользь упоминается о сотрудничестве с КГБ.Кое-что, конечно, проскальзывает. Например, каждому высокопоставленному функционеру, что-то значившему для Казанцева, он стремился подарить свою первую книжку "Пылающий остров" с непременной ремаркой типа "В газете французских коммунистов "Юманите" уже перевод сделали┘".Совершенно авантюристски выглядит работа Казанцева в качестве уполномоченного ГКО (Государственного комитета обороны) на заводах Германа Геринга в Штирии, пугал австрийцев расстрелами и даже участвовал в пленении корпуса генерала Шкуро и казаков атамана Краснова, сражавшихся на стороне вермахта, но отказавшихся капитулировать. Англичанам в падлу было кормить 60 тысяч русских, вот и сдали их, как стеклотару, Красной Армии.По возвращении в Союз Казанцева вызвали в органы для дознания на пример выяснения количества награбленного за время командировки. Велико же было изумление следователя, когда выяснилось, что Казанцев ничегошеньки себе из драгоценностей не привез.Просто Казанцев, пройдя мытарства Гражданской войны, уже знал, что злато и брюлики не являются безусловным гарантом благополучия и уж тем более не спасают от ножа или пули. Чтобы выжить, хитрую голову на плечах надо иметь. (Умиляет, например, история о том, как Казанцев после войны лет десять везде "совершенно случайно" таскал с собой военный пропуск на автомобиль "с правом проезда полковника Званцева А.П. через все КП без предъявления документов").Первый секретарь правления Союза писателей Александр Александрович Фадеев наставлял немолодого, прошедшего войну, но выпустившего пока еще только одну-единственную книжку Александра Казанцева: "Хочу только, чтобы твое инженерное начало не кастрировало тебя и герои твои не только "били во что-то железное", но и любили, страдали, знали и горе, и радость, словом — были живыми людьми". Не выполнил Казанцев наказ старшего товарища по перу, и каждая новая книжка выходила у него все муторнее и многословнее, живых людей заменяли картонные дурилки, воплощавшие в жизнь технические идеи в духе Манилова (будь то подводный мост из США в СССР или строительство академгородка где-нибудь подо льдом). Зато с идеологической точки зрения подкопаться было невозможно: строительство всегда начинал миролюбивый Советский Союз, а злобные ястребы с Запада кидали подлянки. Если же в книге не планировалось строительства очередного мегаломанского сооружения, то добрые советские ученые с крепкими руками рубили в капусту на шахматной доске диверсантов из выдуманной страны Сшландии (романы типа "Льды возвращаются").Жизнь, тем более девяностопятилетнюю, пересказывать подробно не имеет смысла. Приключения тем и интересны, что происходят не каждый день. Как беллетрист Казанцев и не стремился четко описать год за годом свою жизнь. Выхватывая самые значимые, самые запомнившиеся события, мемуарист выкидывает серые и скучные фрагменты, чтобы оставшиеся части картины заиграли ярче. Зияющие лакуны в повествовании при этом смущают только читателя, но никак не самовлюбленного автора.Если в довоенной биографии все относительно четко и структурировано и даже можно восстанавливать хронологию жизни писателя с небольшими припусками в пару-тройку лет, то второй том представляется сплошным сумбуром, состоящим из старых фрагментов литературных записей, чужих историй и баек, "отступлений вперед" о судьбе некоторых персонажей и непременной путаницей в рассказе. То ли автор скрыть что-то хочет, то ли и вправду вся послевоенная жизнь представляется для него в виде гомогенной "Мертвой зыби".

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Сталин. Жизнь одного вождя
Сталин. Жизнь одного вождя

Споры о том, насколько велика единоличная роль Сталина в массовых репрессиях против собственного населения, развязанных в 30-е годы прошлого века и получивших название «Большой террор», не стихают уже многие десятилетия. Книга Олега Хлевнюка будет интересна тем, кто пытается найти ответ на этот и другие вопросы: был ли у страны, перепрыгнувшей от монархии к социализму, иной путь? Случайно ли абсолютная власть досталась одному человеку и можно ли было ее ограничить? Какова роль Сталина в поражениях и победах в Великой Отечественной войне? В отличие от авторов, которые пытаются обелить Сталина или ищут легкий путь к сердцу читателя, выбирая пикантные детали, Хлевнюк создает масштабный, подробный и достоверный портрет страны и ее лидера. Ученый с мировым именем, автор опирается только на проверенные источники и на деле доказывает, что факты увлекательнее и красноречивее любого вымысла.Олег Хлевнюк – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный специалист Государственного архива Российской Федерации.

Олег Витальевич Хлевнюк

Биографии и Мемуары