Через бури

— Купеческого, значит, роду? Ну, это их устроит, — загадочно сказал он и добавил: — Все отправим для скорости личным багажом персонала выставки на прекрасном лайнере «Куин Мери». Лайнер как раз уходит в свой первый рейс из Гавра.

Остановились около бездействующей церкви у Белорусского вокзала. Внутри, заполняя собой церковный простор, стояла гигантская статуя рабочего, поднявшего над головой красную звезду.

— Когда, товарищ Давыдов, разнимать на части будем? — спросил бородатый скульптор Андреев, похожий на крепкого русского мужичка.

— Ждите команды, — коротко ответил Давыдов.

В одном из павильонов ВДНХ строгая охрана никого близко не подпускала к какой-то монтируемой там установке. Это было единственное место, куда Званцев не заглядывал, не имея специального пропуска.

Сейчас вместе с Давыдовым он прошел мимо суровых доверенных лиц, несущих охрану.

Внутри зала была смонтирована диорама металлургического завода в масштабе один к пятидесяти натуральной величины. Модели были все действующие. К доменным печам со скиповыми подъемниками подъезжал поезд-рудовоз. Паровозик был явной имитацией, никаких проводов не было, и как он двигался оставалось загадкой.

— Пусть американские инженеры призадумаются, какая тут волшебная сила невидимо действует. Верно, товарищ профессор?

Человек в голубом халате, стоявший около диорамы, обернулся, и Званцев узнал Иосифьяна.

— А, кацо, салям! — приветствовал он подошедших.

— Прошу любить и жаловать, Андроник Гевондович, это инженер Званцев Александр Петрович, под руководством которого будет монтироваться ваше волшебное устройство в Америке. Познакомьте его со своей магией во всех деталях.

— Кого? — сделал большие глаза Иосифьян. — Званцева Сашку? Да тут все по его старым расчетам сделано.

— Вы знакомы? — удивился Давыдов.

— Мы с ним, как у Жюля Верна, на Луну слетать собирались, — смеялся Иосифьян, обнимая и целуя Званцева. — Не беспокойтесь, товарищ Давыдов. Я его в пять минут в курс дела введу, для него здесь секретов нет. На нашей кухне он первый повар, и все ему пара пустяк.

— Тогда оставляю его вам. Машину за ним пришлю.

— Зачем машину? Здесь до Северной дороги пара пустяк дойти. Мы с ним прогуляемся, и пусть едет в свои Подлипки. Верно, Саша?

— Конечно.

— Тем лучше, — сказал Давыдов, распрощался с молодыми людьми и ушел.

— Ну что? — хитровато глядя на Званцева, произнес Иосифьян. — Утопил меня и доволен?

— А ты знаешь, как мне эти годы худо было? И ты ни разу ко мне не пришел, а тост о дружбе провозглашав.

— Это хорошо, что ты его запомнил. Пусть люди знают. И «пара пустяк» забрал для узнавания, и утопил хорошо! Замечательно. Я всем рассказывать буду, как ты меня утопил за то, что я выговор тебе вкатил.

— Да ты что? Никакого выговора никогда не было!

— А Сурен Авакян был?

— Не литературный герой, а его прототип закон дружбы забыл.

— Какой закон? О каком законе ты говоришь? Спроси Тухачевского или Бухарина и еще нет им числа. Все электрооборудование самых секретных объектов через меня прошло. За мной слежка. Гитлер распоясался, ему восточный простор нужен, а твой тесть-немец судьбу маршала разделил. Меня Киров в партии восстановил, по самому краю обрыва хожу, а ты хочешь, чтобы я к родственнику немецкому, обо всем забыв, пришел. А у него тесть — немец, жена — немка, шурин — немец. Не нарочно ли тебя через океан вместо меня посылают. Хорошо, если вернешься на завод, а то дорога длинная мимо него проходит.

— Это еще бабушка надвое сказала, посылают или не посылают. А если пошлют, то я уже как писатель вернусь. У нас о современной Америке, кроме книги Ильфа и Петрова, ничего нет.

— А я, хоть и коммунист, благодарить Бога буду, если ты у них нашим принципом бегущего электромагнитного поля для электропушки игрушечки в диораме двигать будешь. Придет время, и мы твоим гидравлическим маховиком еще не то двинем. А дружбу нашу прежней считай и следующего с меня списанного героя Овесяном назови и звание академика присвой, и мы с тобой, хоть в твоем романе, настоящих дел натворим. А теперь пойдем к нам на кухню. Тебе в ней разобраться пара пустяк, — и дружески обняв Сашу за плечи, он повел его за диораму, где скрыты были его электромагнитные секреты. — А я, кунак, слишком много знаю, и вне партии побывал. Хорошо, что успел в Лондон съездить, Шаляпина послушать там довелось. Теперь за тобой дело. Под негритянские их джазы попляши и, главное, понаблюдай…

На одиннадцатый этаж исполинского красавца «Куин Мери» Званцев забрался, чтобы сверху полюбоваться настоящим океанским простором. Лайнер только что сошел со стапелей Бирмингема, и был предназначен не столько для пассажирских перевозок между континентами, сколько для увеселительных прогулок богачей. Внутренняя отделка ласкала теплотой пушистого бархата и холодком строгого атласа, слепила яркостью заморских шелков с затейливыми рисунками на восточно-сказочные мотивы, поражала изяществом хрусталя и красотой золотых и серебряных изделий. Все это украшало бесчисленные бары и залы для отдыха, интимных бесед, концертов, танцев и невинных или азартных игр.