Через ее труп

А это уже была идиотская ложь. Мне не следовало так говорить, но что еще я мог сказать? Нет, у нас по-прежнему нет ни гроша? Марсела терпеть не могла мою мать при жизни. Я не хотел, чтобы после смерти жена ее возненавидела. Да, мама была тяжелым человеком, требовательным, вечно критикующим и любящим все держать под контролем, но мне все равно хотелось защитить память о ней. Если жена узнает, что нас вычеркнули из завещания, это ее сокрушит, и наш брак заодно.

– Может, мне приехать? – предложила она.

Я представил ее радость от предвкушения новой жизни. Конечно, она хотела быть рядом, показать себя добропорядочной женой, достойной состояния, которое получит.

– Нет, спасибо, – отозвался я. – Мне просто нужно еще несколько дней, чтобы разобраться с делами.

– Понимаю, как это тяжело, Чарли, – сказала она самым сочувственным тоном, на который была способна. – Но теперь все наладится. Когда тебе будет совсем тяжело, вспомни об этом.

Когда я представил, какое облегчение чувствует моя жена – мы наконец-то вылезем из долгов, перестанем выматываться на работе, купим новый дом с нормальной кухней и двором, – меня поглотили зыбучие пески стыда. Не стоило лгать жене. Я понятия не имел, поведет ли себя Эшли Брукс порядочно по отношению к нам или мы в заднице.

Я понимал, что сейчас совершил огромную ошибку. Чего я не знал, так это что моя ошибка станет убийственной.

Глава 37. Нейтан

Когда я вошел в дом, Чарли развалился на диване в гостиной, прижав ладони к глазам, словно боялся, что его голова вот-вот взорвется.

– И что нам теперь делать? – спросил он, увидев меня. Я задержался в офисе адвоката, чтобы взять копию завещания, которое и при повторном рассмотрении оказалось не менее кошмарным, чем при первом. – Думаешь, эта Эшли вернет нам деньги?

Мне хотелось его приободрить, но, если честно, я понятия не имел, как поступит Эшли. Я ведь едва ее знал! А ее способность выманить состояние Луизы менее чем через двое суток после знакомства меня тревожила, и это еще мягко сказано. Вряд ли Эшли манипулировала Луизой. Это как раз целиком на совести моей тети. По крайней мере, так я считал.

– Я с ней поговорю, – пообещал я, хотя понятия не имел, что скажу.

Мне хотелось быть ее прекрасным принцем, но из-за мерзкого фокуса Луизы придется стать посредником, вести переговоры и умиротворять. У юристов есть поговорка: вы точно заключили справедливую и равную сделку, если обе стороны слегка разочарованы. Теперь кузены и девушка, которая могла бы стать моей, будут на меня обижены, это моя неизбежная судьба. Такое вот сплочение семьи.

– Ты в курсе, почему она нас возненавидела? – поинтересовалась Винни, появившаяся в дверях. Я не знал и пожал плечами. – Наверное, пора рассказать.

– Не надо, – предупредил Чарли.

– Если он хочет нам помочь, то имеет право знать.

Я ощутил легкую нервную дрожь.

– Что знать? – спросил я.

Что бы ни послужило причиной трещины между Луизой и ее детьми, этот секрет тщательно охраняли. Думаю, даже мой отец не знал.

– Лучше всего просто показать.

Вслед за Винни я вышел из гостиной на кухню, к запертой двери за кладовкой – комнате прислуги. Во многих старых домах имелись маленькие спальни рядом с кухней, оставшиеся с тех времен, когда были в моде домработницы. Я никогда не был в этой комнатке и всегда считал, что Луиза просто хранит в ней вещи.

– Готов?

Я кивнул. Когда Винни достала из банки из-под печенья ключ, мой пульс участился в предвкушении. Она помахала передо мной ключом, как Гарри Поттер волшебной палочкой, а потом вставила его в замок и провернула.

– Ну вот.

– О боже! – пробормотал я, когда дверь распахнулась, и моим глазам предстала семейная тайна. – Что это?

В центре комнатки, рядом с коричневым кожаным креслом, стоял большой белый куб, похожий на промышленный копировальный аппарат с цветной клавиатурой и экраном. Разве что, в отличие от ксерокса, спереди от него отходили закрученные медицинские трубки, по которым можно подавать кислород или ставить капельницу.

– Маме отказали почки, – буднично провозгласила Винни, как будто объявляла победителя соревнований. «И победитель… последняя стадия болезни почек!» – Это аппарат для диализа.

– То есть совсем отказали?

– Она была прикована к этому монстру по три часа дважды в неделю.

Я тут же вспомнил отмененные чеки для Сильвии Эрнандес – дважды в неделю. И тут в голове щелкнуло.

– Вот почему ей нужна была Сильвия, – сказал я, и Винни кивнула.

– Это началось после смерти папы, – пояснил появившийся за спиной Винни Чарли. – Мы думали, это просто горе. Кто знает, может, связь все-таки была, мама ведь никогда не занималась своим здоровьем. Но это не играет роли – когда она заболела, поправить уже ничего нельзя было. Неизлечимая болезнь. Если только…

– Если только не пересадить почку, – завершила его мысль Винни.

– Конечно, в ее возрасте было уже поздно вставать в очередь на донорскую почку, – добавил Чарли.

– И догадайся, кого она попросила отдать почку? – спросила Винни, вздернув брови.

Я посмотрел на Винни. Потом на Чарли. И мне стало нехорошо.

– Нет, не может быть.