Через год в это же время

Их дом был частью застройки 1930-х годов. И выглядел он точно так же, как большинство других домов на этой пригородной улице в Брент-Кроссе, на севере Лондона. В их доме слегка подгнили деревянные рамы окон на первом этаже, палисадник зарос ежевикой и шиповником, но в остальном он ничем не отличался от соседних домов. Из заднего садика было видно, что во многих домах сделаны пристройки к кухням или перестроены чердаки, но дом Куперов оставался точно таким, каким был почти сто лет назад. Когда Минни в разговоре с кем-нибудь упоминала Брент-Кросс, все представляли себе огромный загородный торговый центр или шумную магистраль. Но для Минни Брент-Кросс всегда означал только этот дом, эту улицу, эту крошечную часть Лондона, которую она называла своим домом.

Внутри дом номер тринадцать выглядел как любое обычное жилище; ну, обычное, если не смотреть на стены. Каждый дюйм на них был занят часами, свидетельством интереса ее отца к часовому делу. Последние тридцать лет он только тем и занимался, что собирал и ремонтировал антикварные часы. У него была мастерская в саду, битком набитая ящиками и инструментами, а все вечера он проводил в Интернете, разыскивая сломанные или наполовину восстановленные часы, которые ему могли предложить.

Иногда отец мог годами ждать появления нужной детали или же пытался самостоятельно изготовить какое-нибудь недостающее зубчатое колесо. Время и усилия, потраченные на каждый экземпляр, означали, что в результате он не желал с ним расставаться. Поэтому армия часов росла, тикая вокруг, и этот звук окутывал вас, как только вы входили в дом. Но родители давно уже его не замечали.

– Это сердцебиение дома! – как-то раз пояснил ей отец. – Тебя ведь не раздражает то, что твое сердце постоянно колотится, нет?

Минни подобное сравнение не казалось удачным, но спорить с отцом по поводу часов не имело смысла. Оркестр тик-таков был саундтреком ее детства. У них с Уиллом даже была особенная игра: они по очереди завязывали друг другу глаза, а потом снимали со стены какие-нибудь часы и пытались по звуку понять, что это за экземпляр. Уилл называл их игру «Определи эти часы» – не слишком изобретательно. Но закончилась игра печально, когда брат уронил какие-то часы и у них отломилась одна из стрелок. Минни никогда ни раньше, ни после не видела отца в таком гневе.

Мать встретила ее в прихожей и тут же уставилась на волосы Минни:

– Ты подрезала. Я думала, ты хотела их отрастить. – Она протянула руку и нежно дернула Минни за прядь.

– Ну, мне захотелось каких-то перемен, – пожала плечами Минни. – Тебе не нравится?

– Если хочешь отрастить волосы, то нужны время и терпение. – Конни сердито вздохнула. – Ваше поколение ни за что держаться не умеет.

– Мам, я не думаю, что если я укоротила волосы, то это признак того, что я принадлежу к поколению снежинок.

Минни сняла плащ и повесила его на вешалку в прихожей.

– Просто это похоже на твои уроки плавания, все снова повторяется.

– Мам, ты не можешь до сих пор сердиться из-за того, что я отказалась тратить субботы на плавание… Мне уже тридцать!

Ее мать слегка тряхнула головой, как утка, стряхивающая с себя дождевые капли.

– Я сама занималась плаванием очень усердно, а у тебя был талант, Минни. Ну, ты хотя бы принесла пирог?

– А надо было?

– Ох! – застонала Конни. – Было бы совсем неплохо хотя бы раз ничего не готовить, если уж в семье есть свой шеф-повар. – Это слово она произнесла так же, как делала это всегда, – с аристократическим британским акцентом и царственным взмахом руки. – Твой папа ни в чем не помогает, а я вовсе не сижу всю свою смену. Нам не хватает сиделок, и кроватей тоже, как обычно.

Следом за матерью Минни прошла в кухню и наблюдала за тем, как та с покорным вздохом опустилась на один из кухонных табуретов.

– Моего бедного мистера Каннингема выписали домой, а он совсем не в том состоянии…

– Мне жаль, мама, что у тебя был тяжелый день, – сказала Минни.

– Иногда я не понимаю, куда катится мир, – начала Конни, прикрывая глаза. – Как получается, что у некоторых людей всего так много, а наша больница даже не имеет кровати для человека, который просто хочет умереть с достоинством?

Минни потянулась было к матери, чтобы коснуться ее руки, но Конни этого не видела и убрала руку со стола. И Минни взяла какой-то значок. На столе перед Конни лежала целая коллекция предметов, ожидающих починки: кастрюлька без ручки, маленький значок с надписью «Горячо», голова керамической собачки…

– Мама, тебе незачем хлопотать. Меня устроят и тосты с фасолью. Я же пришла просто повидать вас обоих.

– Ну да, чего еще ожидать… Ладно, можешь помочь мне найти туловище этой собачки? Оно должно быть где-то там. – Конни махнула рукой в сторону гостиной.

Минни постаралась выполнить ее просьбу. В гостиной тиканье часов звучало заметно тише, поскольку отец держал их в коридоре, чтобы не мешали смотреть телевизор.