Через Москву проездом

– Неохота переться-то к чертовой матери, – лениво говорил каштановый затылок. – Да, может, и не выгонят еще.

– Не, давай-ка поехали! – настойчиво сказал профиль. – Стоит овчинка выделки.

Андрей отвернулся, поправил руку жены у себя на шее, съехал по скамейке пониже, отчего ноги в коленях опять согнулись под острым углом, и, отбросив голову на загиб спинки, закрыл глаза.

Спать было неудобно и тяжело – во сне ему снилось, что он привязан к крестовине телеграфного столба, причем еще и обвит вокруг него до судорожного, разламывающего все тело онемения шеи и позвоночника, видимо, он кричит от боли, потому что внизу под столбом стоят вокзальные мужички с мешком и чемоданом у ног и грозят ему пальцем: «Не тобой вязано, и не вопи! А то ужо!» Андрей чувствовал сквозь сон, как ворочается, меняя в конце концов положение, сон исчезал и появлялся вновь, неизменный в своем повторении, лишенный всяческого движения, словно бы застывший, как умертвивший навеки летучий момент жизни фотографический снимок.

Когда он наконец проснулся – спиной к жене, щекой, почти всем лицом, – на загибе спинки, ни тех парней-ленинградцев, ни мужичков рядом и их вещей не было, и во сне он, оказывается, вытянул все-таки ноги. Жена спала, уткнувшись лбом ему в спину, сквозь тенниску он ощущал его горячую округлую тяжесть. Он повернулся, садясь по-нормальному, жена заворочалась, застонала, но не проснулась, а вновь уткнулась лбом, только теперь в плечо.

Вдоль рядов, оглядывая профессиональным оценочным взглядом их население, двигались двое милиционеров. Оба они были по ночной поре в кителях, но у обоих расстегнутых, у обоих одинаково блестели бляшечки брючных ремней под остренькой оконечностью форменных галстуков, но один был совсем молоденький, со смущенным юношеским выражением круглого розовощекого лица, другой пожилой, грузный, на мясистом усталом лице его тяжело нависали над сумрачными щелями глаз толстые бугристые лобные складки. Андрей глянул перед собой – возле ног у них было чисто, пустынно, кафельный островок среди моря чемоданов, узлов, корзин, коробок, тугих круглых авосек, чемодан и мешок тех мужичков сослужили бы им сейчас добрую службу.

Андрей закрыл глаза и притворился спящим. Спустя минуту он услышал неудобные – боком – шаги вдоль ряда, между вещами, потом его взяли за плечо и тряханули. Он открыл глаза – за плечо его держал пожилой, а молодой стоял возле и смотрел на Елену, приоткрыв рот. От бесконечного ерзанья по скамейке во сне платье у нее задралось выше колен, и с каким-то откровенным бесстыдством глядели из-под него бледные, худые ее ноги.

– Куда едем? – спросил пожилой.

– Что – куда? – бессмысленно переспросил Андрей, мучаясь от этого взгляда молодого на ноги жены и не зная, разбудить ее или пусть так…

– Я спрашиваю, куда едете, можете предъявить билеты? – повышая голос, сказал пожилой. – Непонятно?

– Понятно, понятно, – пробормотал Андрей, глядя на молодого, тот почувствовал его взгляд, зрачки его скакнули с ног Елены на Андрея, и тут же он сделался вообще немыслимо алым, замолчал и стал глядеть на своего старшего товарища. – В Москву едем, – смог теперь ответить Андрей.

– Билеты есть? – напомнил пожилой.

– Нет билетов. – Андрей говорил с ним не вставая, задирал голову, и было в этом задирании что-то унизительное, хотя он-то сидел, а стоял милиционер. – Были бы билеты – сейчас бы ехали.

– Ясно, – сказал пожилой и коротко взмахнул рукой: – Будите вашу…

– Жену, – вставил Андрей.

– Вот-вот, вашу жену, и покиньте зал. Здесь места для пассажиров.

– Мы и есть пассажиры.

Что-то следовало сказать не то, не это совсем, это уже начиналась обычная глупая, бессмысленная перебранка, надо было попытаться объяснить… но как начать, такая белиберда, если рассказывать… нет, невозможно… но невозможно ведь и уйти отсюда – куда, на тот диван у чердачной двери, где это?

– Из чего же видно, что вы пассажиры? – терпеливо спросил пожилой.

Андрей сделал над собой усилие – будто выжал гнущуюся от тяжести штангу – и начал объяснять.

– Нам нужно уезжать, действительно. Просто нелепость, поймите. Мы не можем взять билеты – у нас нет нашего· багажа. Мы его отдали на хранение, а нам его не отдали. И ночевать нам оказалось негде, и уезжать не можем – не возвращают багаж. Завтра вот будем разбираться…

– Квитанцию потеряли?

– Нет. Не было квитанции. Это мы в соседнюю квартиру занесли, в соседнюю той, где останавливаться собирались. А потом так вышло, что туда не вышло, а соседи нам чемодан…

Женa приподнялась на плече, сонно мигая посмотрела на Андрея, на голубые, с блеском ременных бляшечек животы милиционеров, скользнула взглядом вверх, увидела фуражки, поняла и быстро села прямо, одернув платье.

– Что случилось? – спросила она, медленно, как бы не веря, что это милиционеры, переводя взгляд на Андрея.

– Случилось, что нас просят уйти, – не глядя на нее, сказал Андрей и, заканчивая объяснение с милиционерами, развел свободными теперь руками: – Вот так вот… так получилось.