Читаем Через Москву проездом полностью

– А вы в Москве какой институт кончали? – спросила Наташа, беря яблоко и не кусая его, держа в руке.

– Энергомеханический. Это имеет какое-нибудь отношение к вашей обиде за «бутылочку»?

– Нет, просто я тоже хочу поехать в Москву учиться.

Савин стоял совсем рядом, она чувствовала тепло, исходящее от его большого, крупного тела. «Если он меня поцелует, я ему разрешу», – немея пальцами рук, подумала она, и, словно услышав ее, Савин взял Наташу одной рукой за спину, другой за голову, уперев в затылок твердый, круглый бок яблока, притянул к себе и, обдав ее смешанным запахом вина и сигаретного дыма, стал целовать. «Господи, какой милый!..» – думала Наташа с запрокинутой головой, упираясь руками в грубый, колючий свитер у него на груди, и все у нее в голове кружилось, и сама она будто падала куда-то, ей казалось, ее никто еще не целовал так.

Савин отпустил ее, и, когда отстранялся, Наташу на мгновение снова обдало тем же смешанным запахом вина и дыма.

– А почему вы совсем не танцуете? – спросила она после молчания, избегая смотреть ему в глаза.

– А вы заметили? – Он с хрустом откусил от яблока и стал жевать, глядя на нее с улыбкой. – Спасибо.

Наташа наконец решилась взглянуть на него. И вслед за ним подняла наконец ко рту яблоко.

– Это вы еще не привыкли, – сказала она. – Это у вас оттого, что вы у Ириши впервые. Вы со всеми ними познакомитесь поближе – и тогда… Правда, у них всегда интересно. Это вы не привыкли просто.

– Не привык, ну конечно! – сказал он, доел свою долю яблока, протянул к Наташе ладонь за ее огрызком, она, стесняясь, отрицательно помотала головой, Савин, разжав ей пальцы, насильно взял обглодыш у нее из руки, спустился к окну, открыл форточку и выбросил все на улицу.

– Вы мне должны будете рассказать о Москве, – сказала Наташа, когда он стал подниматься к ней наверх.

– Рассказать о Москве? Что вы, Наташа! Ее видеть надо. Вот, коль решили, поедете – и увидите.

Савин поднялся, Наташа думала, они сейчас снова будут целоваться, но он раскрыл дверь и с порога позвал ее:

– Идете?

Наташа молча наклонила голову и вошла в квартиру.

На кухне, в дальнем от входа углу, за плитой, Парамонов целовался с женой Маслова, она обнимала его за шею, и правая рука Парамонова была под ее вытянутой из брюк кофточкой. В комнате крутила бутылку Оксана, а Маслов сидел на стуле вытянувшись, с застывшим, мертвым лицом, и смотрел на дверь комнаты.

Наташа прошла к проигрывателю, включила его, поставила пластинку и вывела ручку громкости на предел.

– Алик! – крикнула она Маслову. – Заберите у них бутылку, дамам хочется танцевать.

Проигрыватель нагрелся, и хриплый голос Эллы Фицджеральд загремел в небольшой комнатке ревом реактивного самолета.

– Ты что, уже целовалась с ним? – спросила сестра минут через двадцать, когда наконец Наташа с Савиным устали, он снова сел к столу, а она, тяжело дыша, опустилась на диван и в изнеможении откинулась на спинку.

– А что, заметно? – улыбаясь, спросила Наташа.

Ириша помолчала.

– Ох! – сказала она потом. – Я ведь все-таки ответственна за тебя перед папой с мамой.

Наташа засмеялась, обхватила сестру за шею и потерлась о ее щеку.

– Что ты? – сказала она. – Ну что ты! Я все знаю, они ведь меня все провожали – и что? Нет, не бойся.

– Смотри! – Ириша повернула голову и, пригнувшись, укусила ее легонько за ухо. – Я тебя люблю, я хочу, чтобы у тебя все хорошо было.

Время уже подходило к одиннадцати, уже ушли Света со своим молчаливым, приятно всем улыбавшимся прибалтийцем, ушли Масловы – она оживленная, с довольным, счастливым лицом, он вялый и угрюмый, – Наташа обещала родителям быть не позже двенадцати, и ей уже тоже пора было собираться.

Но когда она вышла в коридор, громко отказав в провожании Столодарову, вызвав затем, так же громко, Иришу из комнаты, чтобы попрощаться, Савин не встал из-за стола, как сидел – так и остался сидеть.

Наташа спустилась на улицу, в разогнанную кое-где лампами фонарей заснеженную белую тишину предночья, подождала у подъезда минут семь – не появится ли Савин, но его все не было, к остановке подкатывал автобус, и она поехала домой, на другой конец города, одна.

2

– Ната, что происходит, на тебя жалуются все учителя, – сказала Мария Петровна. – Ведь ты еще в прошлом году так хорошо училась, у тебя ни по одному предмету не было троек, а сейчас?

Уроки уже кончились, началась пересменка, и они стояли у учительского стола возле окна вдвоем во всем кабинете, лишь время от времени заглядывали в дверь, разыскивая друг друга, чтобы начать уборку, двое мальчишек-дежурных.

– Но мне не нужны все эти физики с геометрией, зачем я буду их учить, тратить время? – Наташа взглянула на классную руководительницу, пожала плечами и снова стала смотреть в сторону, в окно – за окном шел снег, и улица, дома на другой стороне ее были в белой, слепящей глаза пляшущей заволочи.

– Как это не нужны, что ты говоришь, Ната? Ты что, ты так в самом деле думаешь? – Мария Петровна сделала шаг в сторону и склонила голову к плечу, стараясь заглянуть Наташе в лицо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары