Через мост и дальше

– А еще, знаешь, я сотни раз представлял себе разговор с тобой, когда мы в итоге увидимся, вот буквально – каждый вечер, когда ложился и закрывал глаза, а сейчас ты стоишь передо мной и все, что приходит мне на ум – это сказать, что я его представлял.

– Не знаю, значит не нужно его начинать, разве нет? Если не можешь придумать, что сказать, то не стоит придумывать что-то через силу. Ты же не на экзамене.

– Да, пожалуй.

Да и что, в самом деле, я мог ей сказать? То, как сильно я ее ждал и как сильно по ней тосковал все это время, что перечитал все свои книги, чтобы хоть как-то от этой тоски спрятаться? Или что я был похож на что-то бесчувственное и неподвижное – камень, например, или бревно, и думал, что останусь таким всегда, но стоило ей легонько дотронуться до меня, как во мне что-то зашевелилось, с такой силой, что я снова начал двигаться и чувствовать? Никто не говорит такие вещи. И мало кто хочет такие вещи слышать. Они слишком жалостливые, что ли, слишком метафоричные и из-за этого звучат наигранно и неправдиво. Вот я и молчал. Она присела на мою кровать, я отошел к окну, открыл его, зажег сигарету. Потом взял в руки пластинку Revolver, поставил ее на проигрыватель, опустил иглу. Почему-то заиграла песня Eleanor Rigby. Мы молча сидели и слушали эти старые голоса, потом она спросила:

– И откуда же они все появились?

– Кто? Одинокие люди? Из течения жизни, я думаю, но это больше риторический вопрос. Любой человек по своей сути одинокий и очень редко бывает иначе.

– А ты сейчас какой?

– Сейчас? Не знаю. С одной стороны – ты со мной, и я не могу быть одиноким, если ты со мной, но с другой – мне так страшно, что тебя снова не станет, что я предпочту оставаться одиноким, чем поверить, что я не такой, а потом опять убеждать себя в обратном.

– А говорил, что не знаешь, что говорить. И куда я могу, по-твоему, деться?

– Не знаю. Куда ты обычно деваешься? Куда-нибудь, в твою жизнь, в которой для меня обычно не находится места. Всегда же было так и, вроде, не произошло ничего такого, что могло бы это поменять.

– Ты уверен?

– Нет. Если я когда-то смогу сказать, что я уверен в чем-то касательно тебя, это будет самый, пожалуй, знаменательный день в моей жизни. Аж самому страшно от мысли, что такой день возможен.

– Возможен, конечно. Вот смотри – я сейчас здесь, правильно? Ты можешь с уверенностью это сказать.

– Да, но завтра тебя здесь не будет, и что?

– А если буду? А если всегда буду?

– Мне очень хочется в это поверить, только очень сложно. Ты серьезно это говоришь?

– Да, мне кажется, что да. Не хочу больше никуда уходить.

– А раньше почему хотела?

– Потому что хотела. Какая разница, что было раньше?

– Ну, есть разница. То, что было раньше, привело нас туда, где мы сейчас. Я бы, может, никогда здесь не оказался, не уйди ты когда-то давно.

– А может быть и оказался. Куда, вообще, делась твоя вера в судьбу и в то, что все предначертано?

– Я никогда в это не верил, я это говорил сам себе и, видимо, тебе тоже, чтобы себя успокоить и убедить, что если все идет вот так, то так оно и должно идти. На самом деле ничего не предначертано и нет никакой судьбы.

– То есть, то, что я сейчас к тебе пришла после стольких лет – это не судьба? Что же это тогда?

– То, что тебе больше некуда идти. Это очень естественно, знаешь. Ты впервые осталась одна и вспомнила, что есть я, где-то там. Еще тогда, в первый раз вспомнила. Но потом опять ушла, думая, что все будет нормально, но все вышло немного не так, как ты думала. А поскольку ты достаточно неплохо меня знаешь, знаешь то, как я к тебе отношусь, то и решила прийти ко мне. Потому что знала, что я тебя не прогоню и буду тебе рад. И – я правда тебе очень рад и прогонять тебя не буду. Физически не смогу, слишком много места ты во мне занимаешь.

Она улыбнулась, потом опустила голову, волосы закрыли ее лицо. Я зажег еще одну сигарету и стоял молча, смотря на ее волосы и думая, как давно я до них не дотрагивался.

– Да, ты прав. Все пошло немного не так, да. Ты извини, что это все выглядит как будто ты – приют моей последней надежды, это ужасно, но я правда не знаю, что мне еще делать. Я не умею закутываться в кокон, как ты. Я не умею перебарывать свою грусть и свою тоску и совсем не умею быть одна. Мне скучно сидеть днями дома и читать собрание сочинений Золя, или Мопассана, это совсем не про меня. Но, мне кажется, ты должен меня понять. Ты всегда меня понимал. Если ты не будешь меня прогонять, я больше никуда от тебя не уйду. Не хочу.

Она откинула волосы назад и посмотрела на меня. Я стоял спиной к открытому окну и курил. Битлс пели про то, что игру под названием существование стоит довести до конца. Она встала, подошла ко мне, забрала у меня сигарету, затянулась, выдохнула дым, улыбнулась, глядя мне в глаза и сказала:

– Никогда неизвестно, что будет завтра.

Потом выкинула сигарету и поцеловала меня.