Через пламя и ночь

– Это городской глава того самого города на болоте. Царжа сказала, основной облик царя – это облик самого сильного колдуна, которого поглотило пламя. Облик главы. Иногда он берёт себе жён и детей с поверхности, когда начинает скучать по живым людям. Вот и Царжу так же взял, но отпустил через год. И Раско, выходит, тоже…

Мавна зябко повела плечами.

– Ого. Я не догадалась расспросить про жену и других людей.

– А мне вот стало любопытно. И про то, как ты под болота попала. То есть можно быть человеком, но попасть туда… Если болотники захотят. А можно – по приглашению. Через шкурку. Или другие вещи, оставленные нежаками.

– То есть? – Мавна с недоверием покосилась на Купаву. – Если нежичка подарит, скажем, бусы, то это будет считаться за шкурку? Тогда Варде зря так жертвовал? И я могла бы попасть туда как-то иначе?

Купава мотнула головой.

– Нет. Царжа сказала, не предмет. А что-то связанное с сутью нежака. Шкурка лучше всего. Или если нежак оставит рану на человеке. Укусит, например, или когтями порвёт. То, что затрагивает суть упыря или суть человека. Что-то… телесное.

– Укусит?..

Сердце Мавны снова упало. Она потянулась за кружкой, но передумала – в горле встал ком.

– Ты чего? – Купава заглянула ей в лицо. – Я что-то не то сказала? Просто говорю, что сама узнала. Если тебе неприятно про болота вечно слышать, то прости, больше не буду.

Город больше не казался сверху чудесным – скорее, страшным. Неприятные предчувствия сдавили горло, мешая вдохнуть, и хоть Мавна понимала, что Купава ни в чём не виновата, всё равно досадливо злилась – и на неё, и на Царжу, и на всех вокруг.

– Пойдём лучше. Холодает.

Мавна встала, прижала ладони к щекам – холодные к холодным. Дунул ветер, и смрад от горящих полей и тел стал ещё гуще.

* * *

Туманный город трудно было узнать. Небо нависало прямо над головами – будто протянешь руку, царапнешь ногтями, и сверху польётся живое пламя, прожигая плоть до костей. Агне не выводила отца из избы, чтобы не пугать ещё больше, и почти всё время он сидел за столом, уставившись на свои руки, – даже не говорил. Агне уже проклинала себя за то, что утянула его, провела через топи, но утешалась: так ведь он точно выживет, правда? Тут же гораздо безопаснее, чем дома, да?

Нежаки приходили сюда умирать. На площади лежали погибшие – те, кого ранили в битве и кто понял, что не сможет больше восстановиться. Теперь здесь громоздились тела людей: они уже были мёртвыми, когда их заняли духи болотников, и сейчас смерть застигла их второй раз.

Болотники, убитые и раненные не чародейским огнём, а простым оружием, метались клочьями тумана. Они найдут себе новые тела, в этом не оставалось сомнений, и снова отправятся на поверхность рвать плоть, выпивать кровь, сеять ужас…

Агне прижалась спиной к углу дома, когда мимо неё пронеслась целая стая нежаков – на четвереньках, в упыриных обличиях, скаля зубы. Сверху доносились раскаты, похожие на гром, но она понимала, что это – взрывы чародейских огненных шаров, и далёкий гул, от которого под болотами закладывало уши, – шум бушующего пламени.

Ей было так страшно, как не было даже перед смертью. У неё не оставалось близких людей, кроме отца: ни матери, ни сестёр, ни подруг. Но всё же она боялась за людей, за деревни и городки, за такие же, как их с отцом, корчмы и таверны, разбросанные по дорогам. Скорее бы, скорее бы всё завершилось – хоть как-нибудь, но наступил бы конец.

Новый раскат вновь раскроил небо над улицами Туманного города, внутрь ворвалось пламя. Агне вскрикнула, сжалась в комок у стены, в полынном кусте.

– Ты в порядке? Эй, дочка корчмаря!

Кто-то тронул её за плечо. Подняв голову, Агне увидела Варде и посмотрела мимо его плеча, на небо. К счастью, пламя погасло, не дотянувшись до крыш домов.

– Всё хорошо. А ты? Живой?

Варде помог ей встать и хмыкнул.

– Живой, если про нас можно так сказать.

Агне тоже усмехнулась. И правда, она и не подумала, когда говорила.

Снова затрещало, где-то ниже по улице раздались крики. Варде ухватил Агне под локоть и затащил за угол, во двор.

– Не надо тебе по улицам шататься, – сказал он серьёзно, утерев лоб.

– Я к отцу ходила.

– Так и сиди у него.

Агне вырвала локоть из его пальцев.

– Сама решу. А ты? Я слышала, на тебя многие точат зуб. Говорят, ты наших убивал.

Варде покачнулся с мыска на пятки, сунув большие пальцы за пояс.

– Пусть точат, пока не до этого. Видишь, как завертелось. Никто из нежаков не станет сейчас убивать нежака. Потом – как знать. Послушай, Агне. Я тут думаю…

Он обернулся на улицу, тёмную, с сыплющимися с неба искрами, наполненную воем и страхом. Агне и сама понимала: так не должно быть, раньше было не так. Раньше тут во дворах цвели цветы, вечерами ложился душистый влажный туман, гуляли куры и живые дети – пусть она мало раз сюда спускалась, но всё же это место никогда нельзя было назвать страшным.

– Люди, – выдохнул Варде. – Надо отвести их к своим.

– Но на поверхности их быстрее сожрут. – Агне снова пригнулась, когда наверху загромыхало, но, к счастью, на этот раз без разрывов. – Как ты себе это представляешь?