Через пламя и ночь

– Посмотрим. Упыри ещё бегают. Есть и те, кто в людских телах прячутся по деревням. Таких тоже предстоит выследить. Если они не собираются жить в согласии с людьми – то убить. Слышал, князь хочет оставить чародейские рати по Уделам и взять на своё содержание, но теперь мы будем следить за порядком и вершить суд. А дальше – как жизнь повернёт. Никто наперёд не знает. Но ратницы убирать никто не спешит, мы продолжаем обучать молодняк и помогать тем, кто не знает, как быть с проснувшейся искрой. Она ведь у любого может разгореться, и если не направить в нужное русло, то жди беды.

Раско визжал от восторга, разглядывая цыплят, Мавна и Купава прогуливались под руку во дворе, обходя пасущихся кур, а сами вполуха слушали разговор Илара и Боярышника. Звучало правдиво: неизвестно, как будет дальше, и на месте удельного князя действительно лучше бы сохранить чародейскую силу. Пусть они натворили много бед и не всегда были правы, но могли сослужить службу для всех уделов.

Смородник не стал задерживаться у Сенницы. Широким шагом спустился со ступеней и мотнул головой.

– Ласточку свою можешь не возвращать. Я договорился.

Он протянул Мавне мешочек – а когда она хотела взять, цокнул языком и убрал себе за пазуху.

– Нет уж. Тяжёлый, уронишь ещё.

Он усмехнулся, подмигнул ей наполовину белым глазом и вскочил в седло. Мавна, подняв сосновую шишку, запустила ему в спину.

Ещё через пару дней они въехали в Сонные Топи.

С колотящимся сердцем Мавна подъезжала к деревне, но с каждым шагом волнение понемногу отпускало.

Ограда вокруг деревни ещё стояла. Местами обожжённая, местами истерзанная когтями, но всё та же, какой была в день её ухода. И козлиные черепа висели на привычных местах.

Улицы пострадали больше. Некоторые дома полностью выгорели, у иных обгорели только отдельные части, и теперь то и дело слышался стук молотков и долот. Завидев чужаков, люди останавливались, но, узнав Илара, Купаву, Мавну и Раско, приветственно махали руками. У одного из домов к ним выбежал Алтей, и они с Иларом долго обнимались.

– Я ж обещал лошадь вернуть! Вот, забирай. С телегой! – смеялся Илар.

Алтей тоже смеялся.

– А я уж простился с вами со всеми. – Его глаза округлились, когда он увидел Раско. – Быть не может! Это же твой братец!

– С такой сестрой всё может быть, – гордо ответил Илар.

Чем дальше они шли по улице, тем больше народу выходило поздороваться, и Мавна едва не прослезилась, глядя, как все рады возвращению Илара – пусть по его вине чародеи сожгли несколько домов, но он, видимо, всё равно был для них героем. Мавне и Купаве тоже радовались, на Раско смотрели, как на чудо, и несли ему пряники, а вот на Смородника косились с опаской. Мавна видела, как он неуютно ёжится и кривит губы, будто хочет показаться ещё грознее, и незаметно дотрагивалась пальцами до его руки, когда он был готов стиснуть кулаки.

Их дом стоял нетронутый и целый, и пекарская с торговым окошком тоже оставалась как была. Увидев родное крыльцо с кустами шиповника и пекарскую, в которой Айна выставила нехитрые караваи, Мавна не выдержала и расплакалась. Смородник тут же молча сгрёб её рукой, прижав к себе, и некоторое время она простояла, рыдая у него на груди.

Отец сначала долго не хотел верить своим глазам. Он очень постарел за эти недели, похудел и осунулся, и долго стоял на крыльце, глядя на троих своих детей, которых потерял по очереди. И только когда все сели за одним столом, уронил голову на руки, и затрясся, и долго просил у всех прощения – особенно у Илара. Мавна не знала, что за разговор состоялся у них перед отъездом Илара, да и не хотела знать, просто гладила отца по спине, а потом, спохватившись, побежала к печке греть чай.

А вечером попросила показать могилу матери и долго просидела там одна, договорившись, чтобы никто её не тревожил.

* * *

Ближе к осени, когда Сонные Топи вновь отстроились и засияли новенькими светлыми домами, сыграли настоящую свадьбу Купавы и Илара – не где-то под ёлкой, а со столами во всю площадь, с пирогами и расстегаями. Греней принёс столько мёда и медовухи, что каждому хватило бы залиться с головой. Несмотря на протесты Мавны, Греней влил в Смородника огромную кружку медовухи, и тот скоро сполз под стол, а потом проспал мертвецким сном до следующего полудня. Целый день после этого Мавна отпаивала его отварами от головной боли и ужасно ворчала.

Купава после свадьбы перебралась к ним домой. Отец оставил родительскую спальню для сына с женой, а сам занял комнату поменьше. Илар чесал в затылке и повторял, что обязательно нужно пристроить к дому ещё часть – благо земли вокруг было много, да и рук в деревне – тоже. А с монетами от князя и вовсе можно было строить хоть терем, но всё чаще они говорили о том, что было бы неплохо перебраться куда-нибудь в Озёрье.

Мавна постепенно обставляла свою спальню так, как и мечтала. Покупала, когда выбиралась на торг, вязаные скатёрки и новые занавески, расставляла на полках красивые берестяные туески и деревянные сундучки.