Через пламя и ночь

Илар обнял Купаву за плечи и согласился. Они отошли к стене, чтобы не мешать чародеям проходить и рассаживаться. С одной стороны, Илар хотел бы быть подальше от этого места – во всяком случае, не среди толпы чародеев. Он ведь слышал, что Боярышника тоже ждут… Как не ждать, если тот – глава одного из отрядов? Но, с другой, Илар понимал, что ради Мавны, Раско и Купавы должен постараться выяснить всё, что возможно. А кто знает об упырях больше чародеев? Разве что сами упыри, но с ними – тогда, на болотах – разговор не клеился.

В ратницу продолжали входить другие задержавшиеся чародеи. Уверенным шагом мимо прошёл Боярышник, и Илар отвернулся к стене. Конечно, вряд ли Боярышник затеет расправу во время совета, на глазах у ратных глав, но лучше бы ему вообще не знать, что Илар здесь. После совета нужно бы как можно незаметнее выйти и озаботиться ночлегом, найти для Купавы удобное жильё… Оставаться в ратнице Илар не собирался, даже если предложат.

– Ты один, – с тихой горечью заметила Матушка, когда Боярышник подошёл поцеловать ей руки. – Не нашёл?

– Лучше бы не находил, – вздохнул Боярышник. – Смородник предал нас, Матушка. Он заодно с нежаками. Я видел его с упырём и чужой девушкой – он выглядел вполне довольным жизнью и уже и не думал о том, чтобы вернуться к нам.

– Ты убил предателя? – живо поинтересовался Неясыть.

Боярышник склонил голову.

– Убил.

Матушка Сенница закрыла лицо ладонями и замерла. Боярышник развернулся и занял место за столом недалеко от неё.

– Мои дети убивают друг друга. За что Свет так ко мне жесток? – пробормотала Сенница и обвела белыми глазами собравшихся. – Пообещайте мне, что никто из вас не поднимет руку на брата или сестру. Пообещайте, что ничто не заставит вас пойти на убийство чародея. Пусть вокруг всё рушится и горит, пусть вы ссоритесь и ненавидите друг друга, пусть ваш брат будет тысячу раз неправ – но, прошу, цените чародейские жизни. Не гасите искры. Мы не сможем разжечь пламя, если будем своими руками гасить каждую искру.

Боярышник сложил перед собой руки в замок и постукивал большими пальцами друг о друга, опустив лицо к столу. Хорошо, хотя бы не смотрел в сторону Илара.

– Я соболезную твоей утрате. – Неясыть кивнул Сеннице. – И другим утратам в твоей рати. В моей тоже не без потерь. Мы почтим память погибших детей, но после, у большого костра. Если не решить, что делать с нежаками, скоро нас и вовсе не станет.

– Нечего тут решать, – подал голос широкоплечий могучий чародей, чем-то напомнивший Илару их старосту Бредея – такой же крепкий, с густой кудрявой бородой и тёмными волосами. Но его глаза тоже были белыми, как у Сенницы, Неясыти и Боярышника – и некоторых других чародеев, но только у тех, кому на вид было больше сорока лет. – Надо жечь всё, как в прошлые разы. И наводить морок. Делали ведь уже не единожды, и всё хорошо было.

Тишина стала ещё гуще. Чародеи помоложе переглядывались между собой, старшие задумчиво тёрли шеи и подбородки. Наконец Неясыть кашлянул и поднялся, чтобы лучше видеть собеседника.

– Бражник, дорогой мой, я знаю, что ты любишь рубить с плеча. Ты прав, мы дважды выжигали под корень нежицкий род, но в этот раз всё несколько сложнее. В этот раз нежаки ещё больше похожи на людей, чем в прошлые. Мы ведь не теряли времени и наблюдали за ними. Нам привозили их тела и части тел. Мы многое поняли: на этот раз болотный царь превзошёл сам себя, и его дети научились не просто быть похожими на людей, но и по-настоящему завладевать их телами. Они помнят свои прошлые жизни и стремятся к ним вернуться. Оттого во многих городах и деревнях упыри уже живут наравне с людьми. Возвращаются в свои семьи, и их принимают.

– Может, пусть и живут? – тихо спросила Вайда.

На неё шикнул Хмель.

– Жить-то живут, – хмыкнул Неясыть. – Если это можно назвать жизнью – вместо крови-то у них всё равно болотный ил. Да только не все способны спокойно жить. Жажда бывает сильна, и каждый нежак хотя бы иногда должен оборачиваться и охотиться. Будь ты хоть весь месяц человеком, а на день всё равно обернёшься чудовищем и сожрёшь кого-нибудь ненароком. Ты же видишь, девочка, что вокруг творится. Они живут, а люди и чародеи – нет.

– Они нас выкашивают по половине отряда! – рявкнул на Вайду Бражник и ударил кулаком по столу. – Моих парней сожрали аж троих разом, напали стаей. И никакое пламя не помогло, только деревню дотла сожгли. А мы их жалеть должны? Как бы ты, девка, запела, если бы тебя стали терзать на части? Или, вон, – он указал на Хмеля, который сидел рядом с Вайдой, – мужика твоего по кускам бы разнесли. Понравилось бы тебе? Жалела бы их? Не-ет. Первая бы заверещала, чтоб мы жгли без разбору.

Вайда замолчала, опустив глаза. Хмель погладил её по плечу и вскинул голову, глядя на Бражника.

– Если жечь сейчас, то сожжём многие деревни. С людьми. Все погибнут: и нежаки, и местные. С женщинами и детьми. Ты сам говорил, что упыри живут среди людей. Не все, конечно. Но в этот раз не получится так, как в прошлые. Тогда упыри жили в своих деревнях, в стороне.

Бражник отрывисто хохотнул и поскрёб бороду.