Через поражения – к победе. Законы Дарвина в жизни и бизнесе

Рассмотрим патент, полученный IBM на «аукцион с плавным завершением», когда аукцион прекращается в определенный момент, который нельзя предсказать, в отличие от аукционов, практикуемых компанией eBay, когда победителем можно оказаться, сделав ставку в последний момент. Решение патентного управления выдать такой патент совершенно не понятно, поскольку идея, мягко говоря, не отличается новизной. Эксперт по аукционам Поль Клемперер говорит, что, по свидетельству Сэмюеля Пеписа[23], знаменитого своими дневниками, такие аукционы проводились еще в XVII в. (В горящую свечу втыкалась шпилька, и аукцион прекращался, когда шпилька падала.) Такие ошибки случаются, но исправлять их довольно трудно. Для этого нужно вступать в прямой спор с IBM, нанимать целую армию юристов и испытывать свою удачу. Поэтому требуется иной, более дешевый способ исправления ошибок.

Возьмем, к примеру, идею использования смартфона для считывания штрихкода в супермаркетах и немедленного просмотра обзоров с целью найти где-нибудь поблизости такой же продукт по более низкой цене. Идея сканерфона пришла в голову молодому канадскому экономисту Алексу Табарроку в самый разгар создания сетевых компаний, когда однажды утром он принимал душ. Но, к несчастью для Табаррока, такая же идея пришла в голову и другим людям, и он обнаружил, что несколько месяцев назад на нее уже был выдан патент № 6134548. Может показаться, что это личная проблема Табаррока, но на самом деле страдаем мы все, поскольку патент, выданный как вознаграждение за то, что нас иногда посещают светлые идеи, приносит только дополнительные затраты, связанные с интеллектуальной монополией, не давая нам взамен ничего.

Хуже того, патенты не способны поддержать инновации в действительно важных сферах. Они излишни в случае со сканерфоном и «аукционом с плавным завершением» и не могут вдохновить на создание вакцины против ВИЧ или на прорыв в области экологически чистой энергии. Одна из проблем – сроки: многие важные патенты, скажем, в области солнечной энергии, утратят свою юридическую силу как раз к тому времени, когда солнечная энергетика начнет конкурировать с углем и газом – технологией, которая используется со времен промышленной революции.

Есть и другая, весьма парадоксальная проблема: компании боятся того, что, если они разработают по-настоящему жизненно важную технологию, государство не позволит им запатентовать ее или существенно ограничит цены. Именно так случилось с компанией Bayer, изготовителем лекарства от сибирской язвы Cipro, когда неизвестный террорист в конце 2001 г. начал рассылать по почте споры сибирской язвы, убив таким образом пять человек. Четыре года спустя, с началом эпидемии птичьего гриппа, владелец патента на Tamiflu, компания Roche вынуждена была дать разрешение на производство этого лекарства в результате давления со стороны правительств разных стран. Нет ничего удивительного в том, что правительства пренебрегают патентным правом, когда речь идет о чрезвычайных ситуациях. Тем не менее если каждый будет знать, что в тех случаях, когда инновации оказываются жизненно важными, правительства игнорируют патенты, то непонятно, почему некоторые думают, что патенты способствуют появлению новых технологий.

Проблему с патентом на сырный сэндвич легко решить с помощью несложных административных мер, однако это не даст ответа на вопрос, сможет ли реформа патентного дела содействовать тому, чтобы компании брались за крупномасштабные, долгосрочные проекты. Замедление инноваций, скорее всего, будет продолжаться.

Если патенты не могут заставить рынок перейти на крупные инновационные проекты, в которых мы нуждаемся, то очевидной альтернативой этому являются правительства. В конце концов, именно они должны работать на перспективу и быть заинтересованы в решении проблем, которые стоят перед всеми нами. Но до сих пор правительственные гранты не раскрыли весь свой потенциал. Почему? Ответ на этот вопрос можно найти в истории жизни одного из самых выдающихся людей ХХ в.

6. «Мы очень рады, что вы поступили вопреки нашей рекомендации»

Первые детские воспоминания у Марио Капеччи начинаются с того, что немецкий офицер стучит в двери их дома в Итальянских Альпах и арестовывает его мать. Ее отправили в концентрационный лагерь, в Дахау. Марио тогда было три с половиной года. Он с детства говорил на двух языках – итальянском и немецком, и хорошо понял, что сказал эсэсовец.

Люси, мать Марио, была поэтессой и убежденной антифашисткой. За отца Марио она не вышла замуж потому, что он был офицером ВВС Муссолини. Можете представить, какой это вызвало скандал в довоенной католической фашистской Италии. Ожидая неприятностей, Люси приготовилась к ним заранее, распродав многие свои вещи, а вырученные деньги доверила одной местной крестьянской семье. Когда она исчезла, эта семья оставила Марио у себя. Какое-то время он рос, как все итальянские крестьянские дети, на себе познав тяготы деревенской жизни.