Через пропасть в два прыжка

Курт нахмурился еще больше и подбросил на руке монтировку: «Это есть оружие пролетариата, как у вас говорил Ленин».

— Ну, гляди, камрад, слабовато это… — Он посмотрел, как Курт принялся оттирать руки, убирать инструмент и доставать из коробочек бутерброды. — Слышь, камрад! У тебя машина запирается?

— Есть ключ. Какие проблемы?

— Пойдем суп есть. Тут рядом кафе…

Курт улыбнулся и поблагодарил, отказываясь.

— Рубль нейн. Нет советских, только марк.

— Ничего. Я угощаю. На суп со вторым хватит…

Курт мечтательно закатил глаза к небу — по-прежнему серому, хотя и с намечающимися голубыми проблесками. Солнце изредка начало падать на зазеленевшую траву.

— О, суп! Щи, окрошка, борщ…

— А это чего дадут, — многозначительно проворчал Вашко.

Они сели в вашковский «жигуленок» и минут через десять притормозили у знакомого Иосифу Петровичу дома. Свернув в переулок, прошли через калитку старинных чугунных ворот, обогнули несколько выступов стены здания, отдаленно походившего на церковь, и спустились в небольшой уютный подвальчик. Посетителей в кафе было мало — видимо, отпугивали кооперативные цены. Но две или три группки молодежи все же сидели. Под потолком клубился табачный дым, и изредка раздавались хлопки пробок шампанского.

— Однако молодежь гуляет… — пробурчал себе под нос Вашко, припоминая, что перед Новым годом шампанское шло, как минимум, по полторы сотни.

Выбрав уголок потемнее, Вашко усадил Курта и принялся листать меню. Стандартные названия блюд и закусок соседствовали с нестандартными ценами. Все было примерно в десять раз дороже, чем в тот день, когда Вашко был здесь последний раз — месяца два назад.

— Сейчас, Курт, наедимся… Такого, поди, у вас в Гамбурге не едят… — проворчал Вашко и знаком подозвал официанта; тот подошел неторопливо, словно нехотя.

— Давай, малыш, сообразим два борща, два жаркого и чай…

— Вы на цены посмотрели? — процедил парень небрежно. — А то потом вопросов как бы не было…

Вашко смерил официанта презрительным взглядом.

— Ты чего ж меня перед иностранцем позоришь, цибулька ты этакая…

Официант подозрительно посмотрел на Курта, одетого простенько и немодно, скривил губы и отошел.

Не прошло и пяти минут, как на столе появились две тарелки со свекольно-красным борщом. Хлеб был порезан крупно и, похоже, еще вчера. Вашко крякнул, но промолчал..

— Давай, Курт, начинай — чем Бог угостил…

Только они взялись за ложки, как входная дверь за спиной Вашко хлопнула и на пороге появилось несколько можчин лет двадцати пяти-тридцати. Они шумной, гудящей компанией расположились за соседним столиком.

— О, борщ! — восхищенно заметил Курт. — Есть хорошо суп — три дня не ел варм — горячий блюд.

— Ну вот и наворачивай! — подбодрил его Вашко.

Официант торопливо подкатился к вновь прибывшим — похоже, они внушали большее доверие или были старыми знакомыми.

Расправившись с борщом, Вашко снова подозвал официанта:

— Давай второе, приятель…

— Минуточку, — с совершенно иным настроением побежал на кухню парень, и Вашко не понял этой перемены в его настроении. Видимо, это было связано не с ним, а с прибывшей компанией.

Курт ел молча и сосредоточенно. Вашко не старался говорить с ним, понимая, что тому нелегко даются русские фразы.

От молодежной компании, распивавшей шампанское, к столику подошел высокий прыщеватый парень в обвисшем на плечах свитере.

— Чего тебе, хоккеист? — не поднимая головы, поинтересовался Вашко.

— Трикотажная хламида действительно делала молодого человека похожим на полуодетого или полураздетого «бойца ледовой дружины».

— Ты, дядя, богатый… Небось, на черной «Волге» ездишь. Дай закурить!

Вашко достал из кармана початую пачку «Кемла» и протянул парню. Молодой человек потянулся через стол за сигаретой, пошатнулся и не сел, а как-то повалился бочком на Курта. Только сейчас Вашко заметил, что он изрядно пьян. Курт, вскочив на ноги, пытался поднять парня с пола, тот сопротивлялся, и ему никак не удавалось совладать с «хоккеистом». Наконец он усадил его на свободный стул, но тот не удержался и снова грохнулся на пол вниз физиономией.

— Ой, мальчики! — взвизгнула девица с какими-то сетчатыми коленками, выглядывавшими из-под сверхкороткой юбки.

Компания тотчас загомонила, загундосила, послышался стук отодвигаемых стульев, громкие голоса.

— Не надо, — в полный голос заверещала та же девица.

Те мужчины, что пришли в кафе последними, с интересом обернулись.

Курт с вопросом во взгляде смотрел на Вашко, а тот невозмутимо допивал свой чай. Их окружили. Впереди толпы стоял некий длинноволосый студенческого возраста верзила в джинсах с дырами на коленях.

— Это что же, папаша, получается? — процедил он слюнявым ртом, обращаясь к Вашко, и помахал перед его носом рукой с какими-то коротковатыми пальцами.

За спиной его послышался звук бьющегося стекла кто-то спьяну отколол у бутылки дно.

— Это что же получается, землячок?..

Лежащий на полу «хоккеист», не меняя позы, пошарил руками по грязному полу, по-поросячьи хрюкнул и засопел. Никто из подошедших и не думал оказывать ему помощь. Не вмешивалась в разборку и та компания, что пришла последней, — она лишь наблюдала.