Это Юра рассказывал, как он обучал зимой в закрытом бассейне каких-то генеральш баттерфляю. Светка представляла себе красивого Юру в одних плавках — он ходит по краю бассейна, где в зеленой воде под ярким светом ламп барахтаются круглобокие генеральши. «Ножками, ножками!» — покрикивает на них Юра. А генеральши смотрят из воды влюбленными глазами и шлют ему улыбки. «Мои генеральши», — снисходительно говорит Юра.
Ревнивые чувства шевелятся в юном сердечке Светки.
— Раз-два-три! — ведет она счет. Кругом ослепительное сверкание воды. Все дальше остается тетин зонтик на берегу.
Светка опрокидывается на спину и лежит недвижно в воде. Она видит, как всполошилась вдруг тетя Лара, тревожно машет ей рукой: назад, назад! Кажется, что-то кричит. Должно быть, бранится.
И Светка поворачивает к берегу. Вольным стилем — баттерфляем все-таки очень трудно.
Спотыкаясь от усталости, она выходит из воды. На ходу оглаживает купальник и валится на горячий песок.
— Безобразница! Как не стыдно! — отчитывает ее тетка. — Кто тебе позволил заплывать так далеко?..
— Тут мелко, тетя Лара…
Светка смотрит на нее сквозь опущенные ресницы. Огромная стоит над ней тетя Лара, расставив толстые ноги, как колонны. Густо синеет за ее спиной и кажется черным небо.
Светке даже не хочется оправдываться, хочется остаться совсем-совсем одной. Лежать вот так, раскинув усталые руки на теплом песке…
Поворчав еще, тетя Лара уползла под свой зонтик. Клубочки дыма начинают выпархивать оттуда.
А Светка думает о Юре. Что она знает о нем? Вот спросила тетя Лара, а ей нечего сказать. Кое-что Светка знает, конечно, но это только для себя.
Вчера ей удалось заглянуть в его комнату — она ждала Юру под окном, чтобы вместе пойти к озеру. На столе она заметила букетик ландышей (кто подарил?), на спинке стула висели тщательно выглаженные белые брюки (неужели гладит сам?). А над кроватью приколота (небрежно, одной булавкой) большая фотография с купальщицей (она!..).
Юра, должно быть, перехватил взгляд Светки, он снял со стены снимок и подал в окно.
— Это шведка. Иначе Рыжая. Классная пловчиха, — пояснил он.
Сказал, что снимок сделан во время фестиваля молодежи. Предполагался для обложки журнала, но редактор испугался, нашел слишком соблазнительным. На снимке стоял Юра, снятый снизу, с сильными волосатыми ногами, в одних плавках. У самых его ног на краю каменного бассейна сидела она — «шведка», в резиновой шапочке и мокром купальнике. Совсем девчонка. Зажала в ладони пальцы ноги (вероятно, мозоли от узких туфель) и, прикусив губу, лукаво поглядывает на Юру. А Юра смотрит на нее сверху, пожалуй слишком уж победоносно («Рыжая» — что это означает?..).
— Красоточка, правда? Все судьи от нее были без ума. Взяла первый приз в заплыве на сто метров баттерфляй-дельфином.
Светка не знала, что такое баттерфляй-дельфин. Она молча смотрела на «шведку». Да, красивая. Только не нашенской, чужой красотой — у нас такие не считаются красивыми.
Что ж, Светка тоже согласна учиться баттерфляю и выполнять послушно все заданные Юрой упражнении. Она тоже может стать «классной пловчихой».
Завтра у Юры свободное утро, они вместе отправятся на пляж сразу после завтрака. И до самого обеда будут купаться и загорать — одни на пустынном пляже. Держась за руки, они войдут в золотистую глубокую воду, и Светка ляжет на вытянутые ладони Юры. С наслаждением она начнет работать пружинящими ногами под баюкающий голос Юры:
— Вдо-ох! Вы-дох!
Небо сегодня синее, глубокое, чистое в самом куполе. Только невидимый с земли самолет тянет в высоте пушистую шерстяную нить.
Летчик, летчик, видишь ли ты меня? Летчик, летчик, у тебя там холодно, а у нас тепло. Песок теплый, солнце теплое, вода теплая.
Над лесом плывут облака. Они похожи на верблюдов. И еще на корабли с надутыми парусами. Верблюды уходят, корабли уплывают…
Греет солнце, сверкает вода…
Летчик, летчик, хорошо на свете жить!..
V
В полном безветрии, на горячем солнце тополя разнеженно протянули поседелые от пуха ветви. Качнет погнавшийся за воробьихой воробей ветку, и поплывет от нее легкая дымка. В нагретом воздухе медленно покачиваются пушинки, как бы не решаясь приземлиться. Залетают в темные окна, оседают на скатертях, на половиках, сбиваются в углах ватными шариками.
А когда с озера начинает поддувать ветерок, в деревне поднимается настоящая метель. Тогда хозяйки закрывают окна, а пешеходы на улице досадливо отмахиваются, щурятся и протирают глаза.
Иннокентий Васильевич все эти дни усердно сидел над своими записками. Хозяйка повесила на окна марлевые занавески, чтобы в комнату не залетали раздражавшие дачника тополевые пушинки. Неведомыми путями они все-таки проникали в дом, садились на рукописи, плавали перед глазами, оседали в стакан с чаем. Это мешало заниматься.
В такие дни Иннокентий Васильевич перебирался работать на веранду к Илье. Веранда была наглухо застеклена, в косом переплете рам перемежались желтые, красные и синие стекла. От этого даже в пасмурную погоду здесь было ярко и празднично.