Через сердце

Тетя Лара вставала рано. Облачившись в затрапезный халат, она выходила на кухню отдать распоряжения старушке, готовившей обеды для дачников. На крылечке уже ожидали деревенские женщины с корзинами. Сквозь сон Светка слышала, как торгуется с ними тетя Лара.

В Сибири тетю Лару считали крепкой общественницей и посылали на самые отсталые участки — в промартели к кустарям или к домашним хозяйкам в домкомы — наводить порядки. Приехав в Заручевье, она быстро нашла к чему приложить деятельные руки.

Дачники, эти закоснелые горожане, жили врозь, каждый в своем закутке. Интеллигенты несчастные! Мучаются с поездками на базар, на всем переплачивают, коптятся около своих керосинок — нет чтобы объединиться!

Сидела тетя Лара в расписном, с резными наличниками, окошке и все поглядывала на перегруженных сумками да авоськами дачных жителей. Потом стала подзывать их к своему окну для переговоров.

Дачники смущенно выслушивали ее отчитывания и соглашались. Конечно, было бы неплохо объединиться, но кто возьмет на себя это хлопотливое дело? И все обрадовались, узнав, что организационные заботы тетя Лара великодушно берет на себя. И даже готова отвести большую комнату на своей даче под общественную столовую.

Общительная, грубоватая, по-мужски дымившая в окне папиросой толстуха внушала к себе доверие. Тем более чуть ли не министра сестра, воспитательница прелестной его дочки.

Все потянулись к дому тети Лары, все перезнакомились. Составилось небольшое, но вполне приличное, по мнению тети Лары, общество: супружеская чета артистов, молодые люди — Юра и Илья, а на днях примкнул и художник Федор Иванович с женой. Художника привел Юра, представив его «леваком», чуть ли не абстракционистом. Это был простодушный веселый толстяк в морской фуражке и синем комбинезоне, с черной обгорелой трубкой в зубах. Целые дни он скрывался в хозяйском сарае — шаркал там фуганком и стучал молотком. При посредничестве Юры он купил на водной станции выбывшую из строя лодку и сам ее ремонтировал. Обещал в ближайшие дни спустить на воду. Тетя Лара окрестила его Капитаном — художник работал оформителем в водницком клубе и сам увлекался парусным спортом, — кличка за ним закрепилась.

Все-таки, по общему мнению, самой интересной фигурой в столовой тети Лары был Юра. Маленькая зальца ее дачи по вечерам превращалась в клуб. Юра каждый день привозил множество новостей. На туристской базе все время менялся народ, приезжали люди со всех концов — было от кого набраться свежих известий. В столовой тети Лары обычно ждали появления Юры. Так перекидывались сюда отголоски столичных споров, слухов и сплетен. Дачники часто говорили: «Слышали последнюю новость Юры?» или «Хотите свежий Юрин анекдот?» Шумные голоса и веселый смех слышались по вечерам из окон столовой.

А то Юра приносил свой проигрыватель, и открывалась «мельница-вертельница», как выражались проходившие под окнами местные жители. Часами крутились по шатким половицам Светка с Юрой. Они покачивались и согласно перебирали ногами, ловя не только слухом, но и каждым суставчиком капризные ритмы джаза. По углам стояли горшки с цветами, в зальце было тесно, Светка чувствовала над самым ухом неровное дыхание Юры и не могла отклониться. В сумерках руки Юры все смелее притягивали Светку, горячий румянец пылал на ее щеках, смущенная, она выходила на кухню зажечь лампу.

Тетя Лара с четой артистов и Капитаном в это время увлеченно разбирали карты и ничего не замечали.

Только дядя Кеша не любил бывать в столовой — ему носили обед на дом. Светке даже казалось, что он с предубеждением относится к «кооперативчику» сестры. Каждый раз, когда Светка приносила ему обед, он начинал насмешливые расспросы:

— Ну, что там у вас в высших сферах? Какие новости? Говорят, вчера скандал разразился?

— Илья тебе уже рассказывал?

— На ходу, в общих чертах. О чем был спор?

— Помнишь, мы с Ильей ходили на старое кладбище? Я рассказывала тете Ларе о наших впечатлениях, о том, что надо сохранить древнюю церковь. А Юра нас поднял на смех. «Чудак Илюха, говорит, носится с глупыми проектами, пускай ломают старье на кирпич, силосные ямы нам нужнее». Я говорю: «Там же фрески!» А он говорит: «Ерунда, видел я в одном монастыре знаменитые, как считают, фрески, все это давно умерло и никому не нужно. Змея выползла из своей шкурки — какой смысл восхищаться мертвым мешочком?.. Развелись, говорит, у нас снобы: ах, старина, ах, красота! Утверждают, что в старину все было красиво. А что могло быть хорошо и красиво, когда общий уровень культуры был крайне низким?..» Это правильно, дядя Кеша, как ты считаешь?

— Неправильно, я считаю. Рассказывай дальше.

— И я говорю Юре: «Там вид замечательный — над вечным покоем. Как у Левитана в Третьяковке. Если церковь сломать, того вида уже не будет, сразу опустеет пейзаж». А Юра говорит: «Вот и хорошо, не равняться же нам на Третьяковку. В вашей Третьяковке смотреть не на что — все черно. А уж проповедью разит, как в церкви. Давно пора объявить ее музеем». Прав он, по-твоему?

— Отнюдь нет! Ну дальше?