Через сердце

— Ну-к что ж… идите чай пить. Самовар на столе.

В щель приоткрытой двери Сергей Ильич видел закрывшегося газетой Черепанова. В горницу вошла жена в сопровождении бородатого старика.

— Садись, Еремеич, попей чайку. Наливай сам, мне некогда.

Черепанов сложил газету, аккуратно сровнял углы и спрятал за зеркало.

— В газете сигнализируют, — начал он, строго оглядывая Еремеича, — что скот начали у вас прирезывать. Верно?

— Верно, — сказал бородач, — резьба пошла шибко.

— Резьба! За такую резьбу вас по головке не погладят!

— А что ж? — поставил Еремеич блюдечко на стол, оглаживая бороду. — Ведь дожжи… сеногной стоит. Куды ж податься, Степан Ефимович?

— «Куды ж! Куды ж!» — сердито сказал Черепанов. — На вешалах надо сено сушить, вот что!

Он допил свой стакан, заправил пальцем в рот жирные пенки и стал одеваться.

— Вы что думаете? Советская власть вам поставит сено? Нет! На себя надо надеяться.

Еремеич молча тянул с блюдечка чай, виновато помаргивая длинными кустистыми бровями.

Сергей Ильич вышел из-за перегородки и поздоровался с бородачом.

— Свояком по жене доводится, — представил бородача Черепанов. — Вся деревня у них Мухины, и все нам свояки.

— Это что же значит — «свояки»? — поинтересовался Сергей Ильич.

— Что значит? Ну, вам, городским, и не сообразить, как у нас в деревне родню разбирают. Вот я вам загадку сейчас загадаю. Большие мудрецы из области у меня тут были, а не могли отгадать. Желаете?

Сергея Ильича несколько смутило это насмешливое «мудрецы из области», но он не показал виду.

— Что ж, попробую, — сказал он.

— Загадка такая. Пришли раз на заезжий двор мужик с бабой. Хозяйка спрашивает: «Вы что, родня?» А баба отвечает: «Родня не родня, а только его мать моей матери свекровка была». Вот и отгадайте, кто они такие?

Черепанов ухмыльнулся, показав квадратные, желтые, как репа, зубы.

Сергей Ильич задумался, повторяя про себя мудреную задачу: «Его мать… моей матери свекровка… Гм!..»

Черепанов подождал, запустив руки в глубь карманов дождевого балахона и позвякивая там, должно быть, связкой ключей.

— Прему-удрость! — весело протянул он. — Верно, дед?

Еремеич, все так же помаргивая бровями над блюдечком, не выдержал:

— Отец с дочкой пришли.

— Цыть! Спрашивали тебя! — рассердился Черепанов. — Пускай бы гость пошевелил мозгами. Эх, ты! Ну да ладно, некогда мне тут…

Он повернул к двери и остановился, как будто хотел что-то еще сказать.

— Вы что? Уже на работу? — спросил Сергей Ильич.

— Пора. Совещание я назначил с утра, чтобы нам пораньше выехать.

— Я, пожалуй, приду на ваше совещание, — сказал Сергей Ильич.

— Ну-к что ж…

Черепанов вдруг длинно, с подвыванием зевнул и ожесточенно поскреб сухие заросли на щеке.

— Драчка у нас сегодня будет, — ухмыльнулся он. — Разведка доносит, что под меня ведут подкоп. Только, я думаю, мина у них гнилая, не выйдет это у них.

Черепанов заговорил языком военных сводок. Сергей Ильич так и не понял — то ли он нервничал в предчувствии «драчки», то ли с удовольствием предвкушал ее.

— Ну, уж я этого чихаловского агента возьму в переплет, увидите.

Он надвинул на глаза картуз, и Сергею Ильичу показалось, что в затененном взгляде его зажегся и погас азартный огонек.

— Я приду непременно! — сказал Сергей Ильич.

Черепанов ушел.

Сергей Ильич умылся и сел за стол. Хозяйки не было, он сам налил себе чаю.

Бородач снял пиджак, вытер лицо рукавом рубахи и принялся за третий стакан.

— Строгий он у вас, — сказал Сергей Ильич.

— Это кто же? Степан Ефимович-то? Так, по правде вам сказать, без строгости с нашим братом и нельзя. А Степан Ефимович, коли приедет когда, хоть покричит, побунтует, разнесет всех в прах, а сделает все по-хорошему. Сочувственный к нам человек.

Трудно было понять эту характеристику.

— Значит, любят его колхозники? — спросил Сергей Ильич.

— А чего ж не любить? Он не вредитель для нас, слава богу.

— Н-да! — неопределенно заключил Сергей Ильич и стал собираться на совещание.

Он не опоздал. Народ, как видно, только что собрался. Сергей Ильич, не найдя места, уселся на окно. Несколько человек вскочили, услужливо подвигая ему стулья, но он замахал рукой и остался на подоконнике.

— Нам спущена директива из края, — начал Черепанов, — на основе которой мы разработали письмо… Я сейчас зачитаю.

Все сразу закурили, передавая из рук в руки чей-то объемистый кисет. Угарный чад крепкого самосада волнами качался в комнате, устаиваясь ровной пеленой над столом. Голова Черепанова как бы отделилась и парила над этим облачным одеялом.

Сергей Ильич вслушивался в однотонное чтение инструкции, и ему казалось, что Черепанов говорит на каком-то странном, условном, далеком от жизни языке. И не говорит, а вещает! Неужели он сам составлял это письмо? Откуда у «простяка» этот мертвый язык?..

«На тот предмет, что…», «Отмечая неприсылку сведений…», «Исходя из ненужности таковых…»

Обветшалые, канцелярские эти речения неприятно царапали слух. Сергей Ильич оглядел сидящих. На привычно непроницаемых лицах уже проглядывало застывшее чувство скуки.