Через сердце

Не успела лодка приткнуться к берегу, как заметил Пунин сквозь стлавшийся по воде дым от баржи серый острый нос вражеского истребителя. Он шел на полный ход, вздымая за собой белую гриву волны. Хлопанье мощного мотора повторяло эхо в берегах.

— Англичане! — крикнул комиссар. — Нажимай, отец!..

С истребителя их заметили. Было видно — он сразу сбавил ход, мотор заглох, и тут же завел железную строчку пулемет. Он стрелял короткими очередями, — видимо, пулеметчик искал верного прицела.

Комиссар с Зимуем выскочили из лодки и залегли за большими камнями.

И вдруг затрещало на барже. Невидимой силой сорвало с железной крыши несколько листов и вскинуло кверху. Над баржей заклубился ядовитый желтый дым. Истребитель круто дал задний ход и стал отходить к берегу.

— А-а! — радостно вскочил Зимуй. — Прижимает! Ну-ка подступись, не подступишься теперь!

Подхватив берданку, он бросился вперед по берегу.

— Ложись! — сердито крикнул комиссар. — Чего заиграл!

Он прилег за камень и начал отстреливаться. С истребителя опять застрекотал пулемет. Вдруг запенилась река под самым берегом от ложившихся в ряд пуль, будто кто-то часто хлестал по воде невидимыми плетьми. Над головой Пунина свистнули первые пули.

Зимуй присел на корточки и с веселыми ужимками оглядывался на комиссара.

— Ложись, говорю! — крикнул еще раз Пунин, делая грозное лицо.

В этот момент снова трахнула баржа, метнув высоко над рекой какие-то черные обломки.

Зимуй вскочил опять и, выписывая по берегу кривулины, бросился вперед.

— Горячо-о! Припека-ает! — радостно хохотал он.

Он оглянулся еще раз, и комиссар увидел горевшее боевым восторгом лицо старика. В бурной радости он плясал по берегу, вскидывая ногами, и бросал в воду камни.

— Не боимся вас, буржуи! — слышал его торжествующий голос комиссар. — Хошь десяток давай — выходи на меня! Ну, давай! Выходи!..

И точно услышали вызов Зимуя на истребителе: видел Пунин, как выбросили с борта длинный трап, нащупывая глубину у берега.

«Надо уходить», — подумал Пунин.

А Зимуй все кричал, взмахивая ружьем:

— Давай, давай! Выходи, не боимся!..

Оцепенев от ужаса, видел комиссар, как старик выпрямился во весь свой богатырский рост. Он обдернул рубаху и, выставив вперед грудь, грозно зашагал к истребителю.

— Отец! Назад! — с отчаянием крикнул Пунин, бросаясь за ним вдогонку.

В лицо Пунину вдруг брызнуло градом острых осколков. Он упал, увидев, как рядом, на синем камне вдруг забелели четкие звезды от ударов пуль.

А старик шел. Снизу казалось, что шагает по берегу могучий великан и ветер где-то там, под самыми облаками, развевает его спутанные волосы.

Кругом на ветру трепетали лопушинки, оборачиваясь белоатласной подкладкой. На мгновенье Пунин закрыл глаза и спрятал лицо в намотанных водопольем сухих травах. Он услышал нежный вянущий их запах, похожий на запах детских волос.

А в ушах отвратительно-ровно цедил свою строчку пулемет, и частой россыпью стреляла баржа: бах… бах… ба-бах…

— Что ж это они, мертвого-то! — услышал Пунин гневный голос Бронислава. Тяжело дыша, поляк подполз в траве и лег рядом. Потом привстал на одно колено и долго прицеливался.

— Это тебе за старика! — сказал он, снова заряжая ружье. И комиссар понял, отчего оборвалось вдруг стрекотанье пулемета.

Лицо поляка было бледно. По щеке его быстрой струйкой бежала кровь, стекая на пышный ус.

— Ты ранен? — крикнул комиссар.

— Неважно! — махнул рукой поляк. — Нуте-с, нам пора отступать.

Они поползли в лопухах к песчаному откосу. Вокруг скрежетало, сыпало песком, бросалось камнями от падавших близко пуль.

Взобравшись на гору, посмотрел комиссар вниз. Там, на прибрежном пестром камешнике, как на цветном ковре, истово лежал лицом к небу старый Зимуй. Перестали трепать пули его мертвое тело.

— Прощай, дорогой старик! — в один голос сказали поляк с комиссаром.

И торопливо прошли к шалашу. Там испуганный Исайка уже сидел на связанных мешках.

— Готово? — спросил поляк — А это что?

Он подошел к дереву. На суке висели взятые Зимуем с парохода часы. Поляк качнул маятник. И в шумах всполошенного боем леса, среди частых хлопков взрывов на горевшей в отдалении барже, вдруг четко и мерно застучали колеса времени.

XV

Опять шли они лесом в молчании. Уж потянуло с топей холодом, лекарственно запахло душмяной болотной травой. В глубоких лесных ямах привидениями колыхались туманы.

А они все шли — не объявлял комиссар остановки.

Сморился Исайка, ноги как деревянные — едва несут. И пот щекотно бежит за рубаху. Вздыхает Исайка, а Пунин и не взглянет.

В сумерках привязалась за ними лесная неясыть. Перелетала с елки на елку, и жалостливые ее причитания наполняли сердце Исайки тоскливым страхом. Чего надо поганой птице?..

Слышалось ему.

«Ай-я-яй, солдатики, бедные вы солдатики! И куда вы идете, солдатики?»

Думает Исайка: «Убить нечисть проклятущую! Чего кричит над душой?»

Но стрелять боязно — где-то близко тут лежит тракт. Может, там стерегут их вражьи заставы? Притаились где-нибудь под темной елью и смотрят на все стороны? Вон там будто перебежал кто-то полянку, другой, третий…