Читаем Через три океана полностью

Было 3 часа 35 минут. Наш флагманский броненосец "Князь Суворов" вышел из строя. Весь в пламени, в дыму, без мачт, без труб, не будучи в состоянии управляться рулем, он описывал циркуляцию влево, в сторону неприятеля, не прекращая стрельбы. "Александр III", "Бородино" и остальные наши броненосцы продолжали бой, отходя к северу и увлекая за собой неприятеля. Отходили к северу и наши крейсера, продолжая вести бой с расстояния 45 кб.

Неприятельские крейсера теперь выстроились уже в одну кильватерную колонну с небольшим интервалом между первым и вторым отрядами. Наши комендоры стреляли хладнокровно, не горячась. Расстояние указывалось пока еще из боевой рубки. Очертания неприятельских судов очень скрадывались, благодаря мгле, а попаданий, разрывов в воде наших снарядов и вовсе нельзя было заметить. Оставшийся после "Суворова" головным "Александр III", сильно израненный, наконец, вышел из строя вправо. От неприятельских броненосцев отделилось два: "Ниссин" и "Касуга". Они пошли добивать "Суворова".{67}

Заметив бедственное положение своего флагманского броненосца, в то время как остальные броненосцы удалялись к северу, "Олег" и "Аврора" легли на обратный курс, дали полный ход и поспешили к нему на помощь. За нами, продолжая энергичный огонь, повернуло 10 неприятельских крейсеров. Мы прошли мимо вспомогательного крейсера "Урал". Он сильно садился носом, на нем суетилась, спускала гребные суда команда, развевался сигнал: "Имею пробоину, заделать своими средствами не могу, спасаю людей".

"Олег" поднял сигнал "Анадырю", находившемуся вблизи "Урала" и энергично отстреливавшемуся из своих маленьких 120-миллиметровых орудий, спустить шлюпки.{68}

В это время по своему собственному почину отважно бросился спасать людей маленький буксир "Свирь". "Анадырь" успел спустить шлюпки и спас часть команды.

Все это производилось под жестоким огнем. Фонтаны так и взметывались вокруг. Море кипело.

Мы не узнали "Суворова". Это был не корабль, а какая-то черная головня, окутанная дымом, с языками огня, выскакивавшими из полупортиков и пробоин. Мачты, обе трубы, все задние мостики, шканечные надстройки - все было уже снесено. Боевую рубку лизали огненные языки.

То, что называлось броненосцем "Князь Суворов", стояло на месте, не двигаясь и... отстреливаясь от "Ниссина" и "Касуги", потом куда-то вдаль (должно быть, от миноносцев) и еще от одного судна типа "Тин-Эн".

К "Суворову" подходили наши миноносцы (как после мы узнали - "Буйный", взявший тяжелораненого адмирала Рожественского и часть его штаба).{69}

Увидев "Олега" и "Аврору", "Ниссин" и "Касуга" перенесли свой огонь на них. Приблизившиеся с тыла неприятельские крейсера взяли "Олега" и "Аврору" в два огня.

И был бы здесь славный конец двум зарвавшимся небронированным крейсерам, если бы не приближение наших броненосцев, также повернувших на обратный курс. Движение их заставило "Ниссина" и "Касугу" отойти и скрыться в тумане.

И вот сильно уже избитые броненосцы наши грудью прикрыли "Суворова" и стали описывать вокруг него круги.{70}

Глава XLV.

Крейсера и транспорты снова под перекрестным огнем

Пока все это происходило, от огня крейсеров жестоко влетело бедным транспортам: "Иртыш" шел, уже сильно погрузившись носом, "Камчатка" была сильно подбита, на баке у нее суетилась команда и мастеровые, у "Анадыря" зияла пробоина выше ватерлинии в носу, а в средней части заводился на ходу пластырь, "Урал" все еще не тонул, и "Свирь" делала попытку взять его на буксир. Одна "Корея" шла как будто бы целая. Надо было отвлечь от себя неприятельские крейсера и дать возможность отойти транспортам. Сигналом с "Олега" было приказано "Владимиру Мономаху" и "Дмитрию Донскому" присоединиться к нам, и затем четыре крейсера ринулись на сближение с десятью японскими.

К нам по собственной инициативе присоединились "Жемчуг" и "Изумруд", присутствие которых у броненосцев оказалось совершенно бесцельным.

По левую сторону мы оставили вышедший из строя и горевший "Сисой Великий". Весь нос его до переднего мостика был окутан дымом, меж носовой башней и передней трубой виднелись громадные языки пламени. И, тем не менее, эта башня, окутанная дымом, чуть не раскаленная, продолжала посылать один снаряд за другим. Это произвело на аврорцев сильнейшее впечатление; послышались возгласы: "Сисой-то! Сисой! Поглядите, каков молодец!"

Последний галс для наших крейсеров был очень несчастлив: им пришлось очутиться в хвосте своих броненосцев, описывавших круги вокруг "Суворова" и чрезвычайно растянувших свою линию, образовав почти кольцо. Крейсера должны были замедлить ход. Транспорты и миноносцы, сбившиеся в это время в кучу внутри круга, мешали маневрированию.

Крейсера не могли дать полного хода и выйти из сферы перекрестного огня, в который они снова попали. С одной стороны их разделывали неприятельские десять крейсеров, с другой - "Ниссин" и "Касуга", вынырнувшие сзади из тумана, с третьей - броненосцы, отделившие на нас по несколько орудий, что доказывалось 12-дюймовыми "чемоданами", падавшими совсем неподалеку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары