Через три океана

До неприятеля было только 24 кабельтова. Огонь сосредоточился, главным образом, на "Олеге" и "Авроре", которые пострадали здесь более, чем за все время боя. Особенно досталось нам от "Ниссина" и "Касуги", державшихся сзади в тылу.

Но и от нас досталось "Ниссину", по которому "Аврора" особенно хорошо пристрелялась. На нем были большие потери в людях, убит командир. Может быть, это именно "Аврора" отомстила за смерть своего командира.

Попало и назойливому "Идзуми". Когда он снова очутился концевым, "Аврора" нарочно сосредоточила на нем весь огонь. По донесению Того, на нем оказалось 26 убитых.{71}

Глава XLVI.

Мина

Около четырех часов к "Авроре" приблизился буксир "Русь" и что-то сигналил флажками; что именно - разобрать не успели, так как в это время с "Олега" стали кричать в рупор и семафорить: "Мина! Мина!" Впереди по левому борту наш курс пересекала мина...

"Олег" успел переложить руля, "Аврора" - нет. Все замерли на своих местах, глядя на приближавшуюся по поверхности воды мину. Нас спас хороший ход. Мину отбросило обратной волной, и все видели, как она прошла вдоль судна в двух саженях от левого борта. Мичман Терентьев кинулся наводить 75-миллиметровое орудие, чтобы расстрелять ее, но не успел.

За "Авророй" близко в кильватер шел "Мономах", прямо на мину. Предостережения с "Авроры" опоздали... Вот он ударил ее форштевнем, и мина, разрезанная пополам, пошла ко дну, не взорвавшись. Какой вздох облегчения вырвался из нашей груди!

Мина была уайтхедовская, короткая, с бронзовым зарядным отделением, с красными полосами на верхней части. Откуда она взялась, осталось неизвестным. Стрелял ли ею кто-нибудь именно по нам, или же она была выпущена миноносцами по "Суворову"? Не пустила ли ее, наконец, какая-нибудь из этих подозрительных джонок, шатавшихся по месту сражения?

Глава XLVII.

Продолжение боя

Буксир "Русь", вероятно, держал сигнал: "Терплю бедствие". Вскоре после этого мы видели, как команда с него стала садиться в шлюпки, предварительно спустив на "Руси" флаг. Одна из шлюпок была тотчас же разбита снарядом, а уцелевшие люди, державшиеся за ее киль, подобраны "Анадырем".

Сама "Русь", упорно не желавшая тонуть, затонула от удара тарана "Анадыря", а "Урал" - от тарана "Мономаха".

В воде плавала масса выброшенных пустых гильз из-под 75-миллиметровых патронов. Они колыхались, точно тростник.

Часам к трем погода засвежела; развело крутую волну. На баке захлестывало. Люди стояли мокрые, продрогшие.

Орудия батарейной палубы стало тоже захлестывать, и большинство их пришлось вывести [из действия] в самый разгар боя. Чтобы в батарейную палубу не попадала вода, надо было задраить полупортики, но не везде это можно было сделать: четыре полупортика были сильно разбиты, исковерканы и не закрывались. Через них свободно вкатывались каскады воды.

Что же тогда должно было твориться на наших несчастных броненосцах с их нижними батареями, чрезвычайно близко расположенными к воде уже по одному чертежу, а благодаря перегрузке углем - тем более?

Несмотря на ветер, мгла не рассеивалась, и очертания японских судов были по-прежнему полускрыты от нас. Повреждений на них что-то заметно не было, и пожаров было немного, в то время как наши суда пылали, как костры. В строю японцы держались, точно заколдованные. У нас же то одно, то другое судно выходило из строя, справлялось с повреждением и снова вступало.

Наш единственный дальномер Барра и Струда в самом начале боя был разбит на марсе; затем были перебиты и проводники, по которым передавались приказания из боевой рубки к циферблатам Гейслера.{72} Каждому плутонговому офицеру пришлось определять расстояние на глаз и стрелять, как Бог на душу положит. А пристрелка была плохая: не видно было наших попаданий в воду, и шабаш! Дальнее расстояние, подчас мгла, предательская окраска, мешавшая наводке, служили большим препятствием для нашей стрельбы; немало затемняли поле зрения высокие фонтаны при падении в воду японских снарядов, начиненных сильным взрывчатым веществом.

Опытный фехтовальщик учил неопытного, да еще, к тому же, вооруженного вместо острой рапиры старой, никуда не годной, заржавленной шпажонкой.

Все это время мы толклись почти на одном и том же месте; все был виден Котсу-Сима да Котсу-Сима, к которому усердно старались отжать нас японцы на мины или на орудия береговых фортов.

Так как нашим крейсерам большей частью приходилось сражаться на контркурсах, то у нас бывали минуты передышки, когда можно было оправиться, вздохнуть свободнее. Броненосцы же сражались почти беспрерывно на параллельных курсах.

"Олегу", как головному флагманскому кораблю, доставалось больше, чем "Авроре". Вокруг него снаряды так и ложились. Но большая часть его орудий была защищена броневыми казематами и башнями, в то время как на "Авроре" все было гладко, чистенько, на виду.