Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945

Солдаты из пополнения, приходившие к нам из глубокого тыла, рассказывали о том, что все больше растет недовольство рабочих и крестьян. На фронт мобилизуют ополченцев, а вооружают их старыми берданками. «Вот до чего, брат, довоевались. Берданками вооружают. Что же это такое будет теперь представлять наша армия? Пушечное мясо. Нельзя потушить керосином пожар, так нельзя и старой берданкой одолеть автоматическое оружие. Зря только кровь проливать будем. Да и мириться сейчас нельзя. Разве можно попасть под иго немчуры? Этого допускать нельзя. Надо что-то делать», – говорили между собой солдаты. А что мог делать солдат без вожака, без руководителя? И думы солдатской массы потянулись к организующей силе – революционной партии.

Но это мы, солдаты, узнали, поняли и оценили лишь в 1917 году и особенно в дни Октябрьской социалистической революции.

…Неумолимые законы войны продолжали действовать. На всех фронтах шли ожесточенные бои. Немцы вновь перешли в наступление. На участке, где был расположен наш полк, немцы предварительно повели сильную артиллерийскую подготовку. Окопы, где мы сидели, с раннего утра и до десяти часов непрерывно разрушала немецкая артиллерия. Наша малочисленная артиллерия редко, по одному снаряду в минуту, отвечала на огонь врага.

В одиннадцать часов появились немецкие пехотные цепи. Немцы были пьяные, шли с большим шумом, в полный рост, без всяких перебежек. Восемь пулеметов «Максим» на участке всей дивизии, захлебываясь, открыли по ним пулеметный огонь. Мы целились по наступавшим из наших драгунских винтовок.

Ружейно-пулеметный огонь косил немцев, как косарь косит траву, но, одна за одной, появлялись новые цепи. Артиллерийский огонь врага не унимался, а усиливался. Два часа шел бой. Потери немцев были невероятно больше, мы видели это своими глазами. Не раз немецкие цепи от этих потерь приходили в замешательство. Мы ликовали, но недолго. Огонь наших пулеметов и ружей становился все реже, пять пулеметов были подбиты, патроны – на исходе. Атаковать в штыки мы были не в состоянии. Спешенные наши эскадроны были для этого весьма малочисленны. Мы были вынуждены отступать.

Два дня полки нашей дивизии продолжали отходить без боя. Солдаты роптали.

– Кто же, какая сила нас гонит? – говорил Зайнулин.

– А ты заткни рот, Зайнулин, и молчи. Какое твое дело, от кого мы отступаем? Что ты, драться захотел? Чем будешь драться? Последние пулеметы оставили. Ты видел, не из чего и нечем было стрелять по врагу, когда он на наших глазах напролом лез. А ты еще рассуждать вздумал. Кто гонит? Кто гонит? Ты подумай лучше о том – когда придем на ночлег, что жрать будем, – раздавался в ответ голос Кулешова.

– А что, тебе разве не жаль нашу землю немцам отдавать?

– Может быть, и жаль, – говорил Кулешов, – да что прикажешь делать с пустыми руками, шапками, что ли, забрасывать его, по-твоему? Вот привлечь бы за это кого следует, это дело другое. И должен тебе сказать, – не унимался Кулешов, – придет время, народ, пойми, народ за это преступление обязательно найдет виновников, привлечет их к ответственности.

Кто-то подслушал этот разговор, и Кулешова не стало у нас. Он был отозван в тыл, и мы ничего о нем не слышали, но догадывались. Стали осторожно искать виновника и нашли его, но это было гораздо позднее.

5-я кавалерийская дивизия продолжала отходить на Двинск. Эскадрон наш шел в арьергарде, прикрывая отход полка.

Находясь на окраине одной деревни, дозоры, высланные от взвода, заметили конный взвод врага. Он заходил в эту же деревню с противоположной стороны. Наш взвод обнажил клинки, готовый атаковать немцев. Враг настолько обнаглел, что сам решил нас атаковать. Мы услышали сильный топот копыт. Это немецкие кавалеристы поскакали на нас. Без приказа нашего офицера поручика Бжизицкого мы бросились на немцев в контратаку и обратили их в бегство. Пять немецких солдат и четыре коня остались в наших руках в качестве трофеев.

Немецкие уланы, перепуганные насмерть, а смерть была близко около них, давали показания – какие силы действуют с их стороны на нашем направлении.

«Вот так бы их, подлых, бить на всем фронте, и всех без остатка», – делились мы после нашей атаки своими впечатлениями, делая свое заключение.

Наступила вторая военная зима. Северо-Западный фронт тянулся от Риги по реке Двине. Конницу стали сокращать и превращать в пехоту, из шести эскадронов в полках оставили по четыре. Всех загнали в окопы.

Осенью царь Николай объезжал фронт и смотрел войска. На царский смотр выходила и наша дивизия. Солдаты много ждали от царского смотра. Думали, улучшится пища.

Очень долго готовились к смотру. Подгоняли и чистили две недели конское снаряжение, солдатское обмундирование. Учились, как нужно отвечать царю на его приветствие. Как нужно разговаривать с царем, если он соблаговолит и сделает милость солдату, обратится к нему с каким-либо вопросом. Ежедневно шли конные занятия. Скакали галопом всем полком, репетируя прохождение перед царем. Одним словом, так это все надоело нам, что мы уже стали про себя втихомолку проклинать царя.