Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945

Все же любопытство брало верх. Многим, в том числе и мне, хотелось видеть своими очами верховного монарха.

Этот день настал. Еще было темно, а мы уже выехали на плац недалеко от города Двинска. На смотр собрались две кавалерийские дивизии и пехота. Несмотря на осеннее время, день выдался ясный. «Будет хорошо видно, когда пойдет царь», – говорили мы между собой.

Был полдень, когда приехал самодержец. Начальство, как бешеные волки, металось из стороны в сторону. Они что-то говорили своим младшим офицерам, а те, в свою очередь, беспокойно объезжали солдатские ряды, поправляли, еще раз выравнивали строй.

Но вот послышалась визгливая команда генерала Плеве, командующего 5-й армией. И он, длинный, сгорбленный в седле, поскакал к шоссе, примыкавшему к плацу, по которому двигалось несколько автомашин. Начался объезд.

На правом фланге слышно было «ура!», которое все больше нарастало и катилось к нам. Полки были выстроены во взводных колоннах. Наш четвертый взвод был несколько в отдалении, однако было хорошо видно и слышно, как здоровался царь. Он ехал близко к первой шеренге на прекрасно выезженном рыжем коне. Фигура его была невзрачная и не привлекала к себе внимания. Если бы не красивый, английской породы жеребец, то в свите, которая ехала с монархом, его трудно было бы заметить и выделить как российского императора.

Строй полков соблюдал исключительную тишину. В этой тишине слышны были тихое бряцание оружия и удары копыт застоявшихся коней.

Раздался негромкий голос бледного рыженького полковника – наследника Дома Романовых:

– Здорово, дети каргопольцы.

Солдаты мощно ответили на приветствие. Царская свита удалялась на левый фланг. Ряды кавалерии как бы ожили. Солдаты шепотом переговаривались, не подавая виду друг другу, смеялись и про себя думали: «Ну и папаша. Ну и самодержец. Конечно, с таким царем войну не выиграть».

– А кто это рядом около царя ехал, ваше благородие? – спрашивали солдаты своего офицера.

– Это, братцы, министр двора Фредерикс.

– Неужели немец? Вот тебе и на! С немцами воюем, а они вместе с царем обедают.

– А ты разве, Зайнулин, не знаешь, что у царя-то и жена немка.

– Ничего себе, хорошая семейка.

Колонны перестраивались для прохождения торжественным маршем. Слышался зычный голос полкового командира:

– 5-й драгунский, поэскадронно полевым галопом…

Шашки опустились вниз, и наш полк с диким криком «ура!» проскакал мимо царя и его свиты, которые стояли на высоком пригорке.

Уланы шли, как и мы, полевым галопом, а гусары и казаки-донцы – те проходили карьером. На плацу осталось лежать десяток упавших и задавленных солдат, а царь сел в авто и покатил своей дорогой, не сказав никому ни одного слова.

…Снова окопы, снова солдаты приспосабливаются к новой обстановке. Население латышское несколько замкнутое, но культурное. Красивый высокий берег Двины, который мы занимаем, оживляет настроение солдат. По вечерам вместо игры в карты начинает раздаваться гармонь. Приходят девушки потанцевать. И снова как бы незаметно проходит зима…

Наступающая весна мало радует нас. Она вызывает у нас большее беспокойство… Конца войны не видно. Получаемые из дому письма также не утешают. Родные чаще всего в письмах спрашивают, когда кончится война, жалуются на недостаток рабочих рук и на то тяжелое бремя, которое принесла война.

Для того чтобы успокоить себя и своих родных, солдаты писали домой: «Ничего, потерпите. Бог не без милости. Будем здоровы, скоро придем».

В армии стали давать отпуска солдатам. Но это только ко усугубляло нездоровое настроение на передовой. После приезда из отпуска каждый солдат норовил уйти в тыловую часть. Патриотические чувства заглохли, для них не было почвы, а то, что видел солдат в отпуске, только содействовало плохому настроению. И как было не грустить солдату, как не желать поражения «своему» правительству, когда семьи мобилизованных не имели никаких льгот, больше того, у них, как у беззащитных, царские чиновники и мужики-богатеи отбирали последнее. Семья при своем мужике, когда он еще не уходил на войну, имела и корову и лошаденку, но, когда ушел глава семьи в армию, все это было отобрано, было прожито.

Побывавшие в отпуске в городах приносили еще более печальные вести. Они рассказывали, что рабочим недостает хлеба, рабочий день увеличивался. На улицах городов, особенно в Петрограде, они видели большие очереди за хлебом, керосином. Из заводских поселковых домов семьи мобилизованных выгоняли, квартиры отдавали вновь набранным рабочим.

В дворянской среде и среди чиновников появлялось много недовольных поражениями. Мы, солдаты, все чаще слышали высказываемое недовольство даже со стороны офицеров. Они осуждали беспорядки, творившиеся в тылу. Много говорилось и о том, что одни воюют, а другие устроились жить в тылу и наживаются на войне.