Через Урянхай и Монголию

Щедрость барона по отношению к людям доблестным и заслуженным не имела границ. Не требовал он никогда квитанций за совершённые закупки, но в случае самого малейшего злоупотребления — был беспощаден. За самую малейшую неточность собственноручно наказывал палкой. Бил офицеров и солдат, считая эту систему наказания самой короткой и самой лучшей. Не много особ пользовались благосклонностью барона; к таким исключениям принадлежал я, а также полковник К. Унгерн чрезвычайно ценил поляков, порой говорил, что с тысячью польских солдат прошёл бы он Россию от Иркутска до Петрограда, но с трусливой, подвластной ему бандой, не дойдёт он даже до Верхнеудинска и погибнет, благодаря беспомощности своих офицеров. Это предсказание исполнилось двумя месяцами позже.

Дивизия, подкреплённая отдыхом, двинулась дальше. Вблизи российской границы встречали мы много бурятских улусов. Наконец, однажды мы перешли границу. С вершины гор перед нашими глазами предстал прекрасный, давно ожидаемый вид. Широко расстилались тёмно-зелёные леса, перерезанные серебряной линией Джиды и оживлённые маленькими озерцами. Это была Россия, в которую возвращались казаки-изгнанники. На многих лицах было видно настоящее волнение, послышались воспоминания о кровавой большевистской несправедливости: этот показывал место, где были убиты его родители, тот вспоминал обесчещенную сестру. Крепко сжимались ладони около рукояти сабли, а глаза пылали ненавистью и болью.

На следующий день после выхода на равнину мы встретили казачий хутор, обитаемый несколькими седыми стариками, радость которых при виде «белых» не имела границ. Наши разведчики, переправившись через Джиду, окружили станицу Джидинское и начали искать партизан Щетинкина и Якимова, но напрасно. Около станицы Хулдацкая в наши руки попал автомобиль с надписью «Комиссары по поставке мяса для армии». Арестованные комиссары не хотели верить, что находятся в руках Унгерна. Удивлённые, они показывали военные сводки большевистского штаба в Иркутске, в которых штаб доносил о полном разгроме войск Унгерна на территории Монголии, где якобы был расстрелян и сам «кровавый чёрт».

Переправив всю дивизию через Джиду, мы двинулись вдоль её берега форсированным шагом. В одном месте мы нашли следы трофеев комиссара Якимова и несколько сотен верблюдов. По дороге к нам присоединились буряты, как друзья и проводники.

В нашем торопливом, изнуряющем марше было немало приятных и радостных минут. Все деревни высылали нам встречающих, несущих молоко, хлеб, яйца. Население, щедро вознаграждаемое за свои дары, не могло нарадоваться звонкой монете. Эти бедные жители «большевистского рая» были наполовину нагие. Представители власти забрали у них одежду и инвентарь, они не имели даже зерна на еду и для посева в достаточном количестве. Всё было реквизировано. За малейшее сопротивление грозила смерть, конфискация имущества и поджог хозяйства. Женщин и несовершеннолетних девушек насиловали, мотивируя это тем, что они являются «достоянием государства», то есть его собственностью.

Церкви стояли ограбленные и пустые. Некому было отправлять богослужения, так как попов сослали на каторгу. Вечером, когда после принудительной и неоплачиваемой работы, селяне возвращались домой, им было велено петь интернационал или другие революционные песни. Дома чиновников и сочувствующих большевикам отличались зажиточностью и даже роскошью. Создавали впечатление складов одежды, обуви, продуктов питания и, наконец, предметов роскоши, награбленных в церквях и домах «помещиков». Я видел забавное применение «красными» некоторых неизвестных им предметов обихода: в доме окружного комиссара в серебряном сосуде с епископской митрой стояли помои, а в фаянсовой «чашке» с рукояткой… собиралась сметана.

Большевики убегали при известии о приближающихся войсках Унгерна. В деревне Алексинская мы нашли огромные склады товаров, керосина, железа, 75 пудов оружейного пороха и полтора миллиона капсюлей. Необходимое полотно, технический инструмент и горючие материалы взяли мы для дивизии, остальные же предметы раздали населению.

Теперь наступил период ночных маршей по 50–70 вёрст ежесуточно, среди гор, лесов, болот и распадков. Вероятно, один Унгерн шёл так быстро, несмотря на обозы, возы и скот, влекомыми за собой, вопреки всем принципам тактики, вместе с конницей. Поход барона можно было приравнять к переходу Суворова через Альпы, лишь только с той разницей, что там находились в опасности только тылы, когда в это время здесь опасность подстерегала со всех сторон, и нужно было сражаться со стотысячной большевистской армией. Поход Унгерна решительно превосходил «ледовый переход»[26] армии генерала Каппеля через Сибирь и Верхнеангарскую тайгу.