Через Урянхай и Монголию

Перебравшись через горы и реки, среди этих ночных походов, дивизия Унгерна оказалась в краю бурят. Начались мелкие схватки с большевиками, в которых мы забывали о нечеловеческой усталости. Перед прибытием на более длинный постой в бурятский хутор, мы были вынуждены разобрать автомобиль, по причине отсутствия бензина, и оставить его в степи. Во время, когда все отдыхали, только единственная палатка барона обнаруживала оживление и напряжённую работу. Однако наше спокойствие нарушил аэроплан, при виде которого — насколько это было возможно — мы старались, при помощи скошенной травы, замаскировать присутствие дивизии. Выдавали нас пасущиеся стада лошадей, но отделяющая нас высота затрудняла взаимное распознавание. Поручик В. послал в сторону самолёта гранату, которая едва не разбила аппарат, после чего аэроплан с глухим ворчанием полетел в сторону Мысовой. В этот же самый день мы свернули обоз, направляясь через степи в сторону деревни Новодмитриевки. Ночь была такой холодной, что войска шли пешком, ведя коней на поводу. В воздухе чувствовалась приближающаяся битва, о чём свидетельствовали смеющиеся лица казаков, мчащихся вперёд с пулемётами. Когда утром остановились мы около деревни, то застали нашу дивизию, сформированную под защитой пулемётов и отцепленных орудий. Вдали слышались нерегулярные залпы карабинов. Заняв предназначенные нам позиции, заметили мы уже трофеи в виде пленных и обозов, а в окопах врага — трупы.

По виду неприятельских фортификационных сооружений можно было сделать вывод, что ожидали они тяжёлого столкновения, считая всего вероятней унгернцев за серьёзного и грозного противника. Окопы для пехоты были глубокие и усилены песком, камнями и деревом. От окопов шли удобные переходы в направлении строений и пулемётных гнёзд, которые были настоящими фортами. Позиция была сильной, но не было в ней души.

Село казалось безлюдным, всё, что жило, спряталось в погреба. Тут же за деревней тянулись обширные пастбища, на которых расположилась наша дивизия. У подножия этой возвышенности простиралась громадная котловина, открытая с южной стороны, с севера же и востока заключённая в раму гор. Котловину перерезали многочисленные ручьи, впадающие в реку Темник. На склонах виднелись хутора с деревянными постройками, заселённые оседлыми бурятами, которые, оставив кочевую жизнь, возделывали землю, разводили коней и скот, продавая его потом в Иркутск.

В момент, когда я изучал в бинокль окрестность, котловина была территорией ожесточённого боя между казачьей сотней и «караульным» советским Иркутским полком для «специальных поручений». Котловину замыкали наши японские сотни с пулемётами. Большевистские отряды (сами коммунисты) хотели прорваться к Мысовой, но под убийственным огнём отступали в сторону Гусиного Озера и там попали в засаду. Теснимые Третьим Полком со стороны Дмитриевки, рассеянные в пехотные цепи, они начали битву на три фронта. Сопротивление не продолжалось долго, перед лицом действия наших пушек и пулемётов, и особенно атакующих сотен, красные пытались сдаться в плен. Однако, поняв, что не получат они пощады, погибли геройски, с песней на устах. Обычно мобилизованные большевистские отряды не отличались таким мужеством, особенно комиссары бежали без оглядки с поля битвы, а попав в плен, на коленях умоляли сохранить им жизнь. В этот раз из целого полка удалось убежать едва 14 комиссарам, остальные же остались лежать, порубленные саблями или убитые пулями, издалека сверкая новым красивым обмундированием. Иначе выглядел мобилизованный рядовой: в старой одежде из мешковины, а обтрёпанном плаще, в дырявой обуви воевал и погибал он за великие большевистские идеи, провозглашающие счастье и благо пролетариата. На изнурённых лицах большевистских солдат выражалось отчаяние и безумие. Этих унгерновцы не добивали. Взятые силой из хат семнадцатилетние парни, обученные в Томске и Кургане, оказались не в состоянии противостоять холоду и голоду, принимая близко к сердцу принципы коммунизма, которые им навязывали силой. «Комрот» — командир роты и «политрук» — политический руководитель, были хозяевами их жизни и мысли. Слово «комиссар» было для них самым большим устрашением и угрозой. Эти бедняки, накормленные и приведённые в порядок «белыми», со слезами на глазах благодарили, говоря:

— И всё-таки говорили комиссары, что вы с живых людей обдираете шкуру…

Много легкораненых умоляли о приёме в рядовые для отмщения за недавние несправедливости.

Таким образом, первая наша стычка в России оказалась победной. Она принесла трофеи в виде 12 пулемётов, массу патронов, более десятка телефонных и телеграфных аппаратов. Английские ящики с новейшими карабинами с датой «1920 год» сообщали, что Ллойд Джордж, приостановив подвоз амуниции в Польшу, однако оказывал поддержку большевистскому нашествию…