Впервые была описана история гибели знаменитого «Челюскина», вокруг которого советской пропагандой была наворочена масса «героических» легенд по поводу мужественных полярников-исследователей, их отважного поведения во льдах Арктики, их спасения столь же смелыми и, разумеется, только отечественными летчиками. Советская пресса умалчивала, что неподалеку от «Челюскина» во льдах замерз другой корабль – «Джурма» (в других источниках встречается наименование «Пижма»), везший на место каторги 12 тысяч заключенных, которые были обречены на гибель от голода и холода. Именно поэтому была отвергнута помощь, которую предлагали для спасения челюскинцев иностранные добровольцы, к примеру американские летчики и полярники[775]. Во второй части книги рассказывалось, как уже в первые годы большевистской власти зародилась система рабского труда, которая в первое десятилетие не составляла сколько-нибудь ощутимой доли в советской экономике и только во второй половине 20-х годов получила быстрое развитие. Это было связано с начавшейся с конца 20-х годов сталинской насильственной коллективизацией сельского хозяйства и интенсивной индустриализацией, требовавшей огромной рабочей силы, оплачивать труд которой государство не желало. Именно тогда стала формироваться та «классовая лестница»[776], которая определила лицо советского рабочего класса на следующие десятилетия.
Обосновывая такой подход, авторы, в основном оставаясь на марксистских позициях, вносили существенные изменения в традиционные построения:
«Разделение общества на классы – это абстрактная схема, которая вынужденно отвлекается от того факта, что в действительности каждый класс состоит из более гетерогенных элементов; сотни тысяч, даже миллионы людей занимают промежуточное положение в пределах четко определенных границ социальных классов. В действительности социальные слои не отделены прочной стеной один от другого; наоборот, они вливаются друг в друга почти незаметно»[777].
Николаевским и Далиным устанавливались семь слоев советского рабочего класса, сформировавшихся в 30-х годах: 1) свободные рабочие; 2) рабочие, закрепленные за предприятиями на условиях, предписанных властями; 3) рабочие (главным образом из числа колхозников), отправленные на работы за пределы своего места жительства на условиях властей; 4) высланные, сосланные[778] и специальные поселенцы; 5) уголовные преступники, направляемые в трудовые колонии или концентрационные лагеря; 6) политические заключенные в концлагерях общего режима; 7) заключенные лагерей особого, по существу дела каторжного, режима.
Именно в книге Далина и Николаевского впервые рассказано о зловещем персонаже, с именем которого было связано превращение советской концлагерной системы в широкую производственную сеть, работавшую как на внутренний, так и на внешний рынок, создание сравнительно высокой, во всяком случае обеспечивающей рентабельность, производительности лагерного труда. Этим человеком был Нафталий Аронович Френкель, по данным Далина и Николаевского – «видимо, венгерский промышленник» (по другим сведениям – уроженец Турции; по третьим – уроженец Одессы). Авторы не фокусировали внимание на том, за что Френкель был приговорен к десяти годам лишения свободы (по уточненным сведениям, он сначала был приговорен к расстрелу, замененному заключением). Более важным они считают предложение Френкеля об организации лагерного производства на широкой основе, каковое и было осуществлено в конце 1920-х годов в северных лагерях в лесодобыче и производстве кирпича. В результате Френкель не просто был освобожден из-под стражи, а стал кадровым офицером ОГПУ, затем НКВД, дошел до генеральского чина и возглавил крупнейшие строительные проекты, выполняемые в основном рабской рабочей силой заключенных, был награжден орденом Ленина[779] (к тому же трижды).
Далин и Николаевский называют еще одно имя «изобретателя» методов использования подневольно труда с максимальной производительностью и с наименьшими «накладными» расходами – Ивана Селецкого. Однако его карьера закончилась быстро: по слухам, он был расстрелян[780].