Читаем Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови полностью

И далее следовал не только человеческий, но и политический портрет Гарви, скончавшегося всего лишь в 63 года в результате тяжелой болезни сердца, надорванного многими годами деятельности «группы интеллигентов-практиков, которая тащила меньшевистскую телегу с первых лет возникновения партии»[912].

В 1917 г. и в первые годы большевистской власти Николаевский и Гарви принадлежали к различным течениям меньшевизма. Гарви был на правом крыле в том смысле, что после февраля 1917 г. выступал за осторожное и постепенное реформирование общества, а после Октябрьского переворота отвергал любые компромиссы с режимом. Николаевский же находился в политическом и тактическом центре, подчас склоняясь к левым; не отказывался от сотрудничества с властью. В эмиграции взгляды обоих деятелей значительно сблизились, и в работе Загранделегации по многим вопросам они придерживались сходных позиций.

В биографическом очерке Николаевский почти не касался послереволюционного этапа. Зато он дал выпуклый портрет молодого Гарви – его формирования как революционера, причин присоединения к социал-демократии, своеобразия одесской среды, в которой развивался этот человек, влияния на него местных деятелей, арестов и эмиграций, революции 1905–1907 гг., в которой он участвовал в качестве одного из руководителей вооруженного восстания в районе московской Пресни.

Этот эпизод был важен и с общеисторической точки зрения, ибо советская историография приписывала организацию Декабрьского восстания 1905 г. в Москве большевикам, тогда как на самом деле в нем участвовали и социал-демократы, и эсеры.

Широта воззрений и отсутствие партийной предвзятости проявились в статье Николаевского, посвященной памяти эсеровского лидера В.М. Чернова[913]. Чернов характеризовался как теоретик, практик, конспиратор, идеолог европеизации русского народничества. Он стремился обновить эсеровское движение элементами идеологии и практики международного социализма и в то же время пытался «русифицировать» европейские идеи, пропустить их сквозь призму «борьбы за индивидуальность» российского опыта. «Он знал, что в России без крестьянства, а тем более против крестьянства нет возможности строить общественные отношения, которые отвечали бы требованиям свободы и социальной справедливости».

Николаевский собирался написать большую работу о П.Б. Струве, но, как обычно, выполнил свой замысел не полностью. В статье, посвященной памяти недавно скончавшегося Струве[914], он указывал, что к его жизненному пути историкам придется обращаться часто. В политическом развитии Струве можно было обнаружить массу противоречий, но в самих этих противоречиях выявлялось некое сложное единство, дающее право Струве на особое место в истории политического формирования российского общества. Струве был прежде всего политиком, а в политике истина не оставалась для него неизменной. Он не раз менял политические знамена, но главную тему исканий не менял: это была «проблема путей развития России, – этим решением был перевод страны на рельсы свободного развития частно-хозяйственных, капиталистических отношений»[915].

М.М. Карпович полагал, что статья о Струве Николаевскому очень удалась, что тот написал «крайне интересный очерк из истории общественной мысли России»[916]. Однако намечаемое продолжение статьи Николаевского, анонсированное в «Новом журнале», так и не появилось. Вряд ли в данном случае автор оборвал публикацию по собственной инициативе. Скорее редакция сочла, что одной статьи о покойном вполне достаточно, и Николаевский, как случалось уже со многими другими его проектами, отложил работу над биографией Струве на будущее, но так к ней и не вернулся, хотя в коллекции Николаевского в Гуверовском институте сохранилась важная подборка документов Струве и о Струве, включая письма, воспоминания, статьи, интервью (в том числе и интервью с сыном П.Б. Струве Аркадием Петровичем, долгое время являвшимся секретарем-помощником своего отца), записные книжки с заметками о Струве и другие разнообразные материалы[917].

Некоторые биографические публикации были связаны либо с кончиной того или иного деятеля, либо с их юбилеями. Таковых много, и мы полагаем возможным ограничиться только двумя примерами – некрологами, посвященными памяти одного из деятелей плехановской группы «Освобождение труда» С.М. Ингермана[918] и ветерана грузинской социал-демократии Г.И. Уратадзе[919].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии