Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

В постсоветской России с творчеством Б.И. Николаевского широкий читательский круг смог познакомиться в первой половине 90-х годов, когда были опубликованы сборники произведений Николаевского и документов из его архивов[982]. В 2002 г. в Российском государственном архиве социально-политической истории (он был образован на базе бывшего Центрального партийного архива при ЦК КПСС) был создан мемориальный кабинет Николаевского и в нем развернута выставка фотографий и документов из коллекций этого архива, архива Международного института социальной истории, архива Гуверовского института и других архивохранилищ, а также даров родственников и коллег Николаевского. В кабинете оказались и личные вещи семьи Николаевских, библиотека его работ и трудов других авторов, тематически связанных с творчеством Николаевского, комплект «Социалистического вестника» и прочих журналов, в которых публиковался историк. Печатное наследие Бориса Ивановича включало 16 книг (ряд из них переиздавался на различных языках) и более 520 документальных публикаций, статей, рецензий и других материалов[983]. Сама же А.М. Бургина – автор избранной библиографии – пишет в предисловии к ней, что «в течение своей жизни Николаевский написал сотни статей по истории, об исторической литературе и политике; было бы невозможно все эти статьи назвать. За немногими исключениями, это библиография трудов, написанных Николаевским в эмиграции»[984]. Можно полагать, что общее число работ, созданных Николаевским, далеко превышает тысячу.

Николаевский не оставил прямых наследников. Детей у Анны Михайловны и Бориса Ивановича не было. Однако обширное потомство оставили его братья и сестры. Эти люди, живущие в разных городах России и занятые в самых различных специальностях – медицине, географии, биологии, – сохраняют память о своем выдающемся родственнике, следят за публикациями его произведений на родине, способствуют всеми доступными им средствами изучению его творчества, хотя никто из них не последовал за ним в выборе профессиональных интересов. Все они, в том числе и потомки Владимира Николаевского и Фаины Рыковой, прошедшие тяжелейшие испытания в эпоху сталинизма, никогда не отрекались от своего родственника, который, оказавшись за пределами России, всеми возможными методами и способами, в том числе разоблачительными выступлениями в печати и на международных форумах, вел борьбу против тоталитаризма в СССР, за демократическое переустройство России.

Но лучший памятник замечательному историку – это его ценнейшее архивно-документальное собрание, которым все шире пользуются ученые всего мира, исследователи самых разнообразных проблем истории России первой трети XX в., истории российской политической эмиграции, истории европейских общественных и политических движений XIX–XX вв.

Заключение

Борис Иванович Николаевский вошел в историю и как ее активный деятель, и как летописец эпохи, как собиратель уникальных документов, и как мастер исторического повествования. В Николаевском боролись душа историка и душа политика[985]. Точнее было бы сказать, что в нем сосуществовали и органически и неразрывно сочетались душа политика, душа политолога, душа историка. Но все же душа историка доминировала[986]. Как и масса других политических, общественных деятелей, творцов произведений литературы и искусства, Николаевский претерпел естественный путь развития, вектором которого было движение слева направо. Британскому политическому деятелю У. Черчиллю приписывают суждение, что тот, кто не был в юности радикалом, – подлец, а тот, кто не стал в зрелости консерватором, – дурак.

К Николаевскому это суждение относилось, но только частично. Он действительно совершил эволюцию от радикализма к консерватизму, но, во-первых, этот путь он проделал очень быстро, всего лишь за несколько лет, а во-вторых, как бы остановился на полпути – от радикализма отошел, но консерватором в прямом смысле так и не стал, избрав на всю жизнь мировоззрение, ментальность, исторические взгляды, весь духовный строй умеренного социалиста, тяготевшего к правому сектору российского социал-демократического движения, считавшего, что коренная перестройка общества на социалистических началах вполне возможна, но для ее осуществления потребуется длительный исторический промежуток, на протяжении которого созреют как материальные, так и духовные возможности общества. Определить временные рамки такого созревания правые социалисты не только не пытались, но полагали это бессмысленным, противоречащим догмам марксизма.

Как показала история, переломить вектор истории не было дано ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. Марксизм оказывался таким же утопическим экономическим, социальным, политическим учением, каковыми были и все предыдущие коммунистические утопии. Он только стремился одеться в наукообразные одежды.