Через все испытания

Ночью Кудрин ушел из катакомб, пообещав выполнить задание в ближайшие десять дней. Но прошло три недели, а он не возвращался. Хотя каких-то секретов о подполье Кудрин и не получил, но Петр Порфирьевич в последние дни все больше думал о том, что вот-вот фашисты совершат налет и отряд вступит в неравный бой. Конечно же его совесть мучительно страдала и потому, что он не помог Белецкому, так много сделавшему для партийного подполья и партизанского движения. «Конечно, погиб он, но Людмиле об этом ни слова. Она вообще пока ничего не должна знать о появлении Кудрина в отряде. Неужели обвел вокруг пальца, как мальчишку?» — ругал себя Дроздецкий. На всякий случай усилил наружную охрану, чаще, чем обычно, проверял, как несут ее партизаны. И вдруг в одну из ночей, миновав передовой наружный пост, Петр Порфирьевич услышал тихий говорок. Приближались двое. «Они», — мелькнуло в сознании. Через несколько мгновений его крепко обнял Белецкий, прошептав в самое ухо:

— Спасибо, друг!

Когда вошли в катакомбы, Дроздецкий посмотрел на Кудрина. Тот осунулся, оброс седеющими волосами.

— Почему так долго? Тридцать двое суток!

— Пока людей нашел. Начали подкоп делать, на канализацию наткнулись, нечаянно повредили трубу, залило нас. Пришлось делать подход с другой стороны. У самого душа переболела.

Поверив Кудрину, Дроздецкий тем не менее тревожился — главным образом потому, что боялся, как бы партизаны, узнав, кто такой пришелец, не учинили самосуд. А ведь он сделал доброе дело, за которое пока следует пощадить. Во всем можно будет разобраться позже.

После некоторого затишья партизаны совершили несколько налетов на фашистов, охранявших выходы из катакомб, распространяли среди населения листовки, выводили из строя оборудование восстановленных оккупантами предприятий. Срывая работу водного и железнодорожного транспорта, препятствовали вывозу награбленного.

Кудрина на задания не посылали, это тяготило его. Он изменился до неузнаваемости: похудел, осунулся, курил не переставая, хотя раньше не прикасался к табаку. Об этом партизаны доложили командиру отряда, он вызвал Кудрина на беседу. Тот с обидой проговорил:

— Вижу, как меня опекаете. Только напрасно все это. Если задумают порешить — не убережете.

— О вашем прошлом никто в отряде не знает.

— Вот и напрасно держите в секрете! Позовите людей да расскажите все. Пусть сами решат. Хуже будет, если узнают от кого-то другого. Вам перестанут верить.

Всех партизан Дроздецкий собирать не стал, но в конце ближайшего командирского совещания позвал Кудрина и сообщил в его присутствии, как он служил немцам и как, прибыв с повинной к партизанам, выполнил редкое по трудности задание. Партизаны то переглядывались, то косились на Кудрина. Он попросил слова. Говорил долго, сбивчиво, а в заключение сказал:

— Вот я весь перед вами. Не прошу пощады. Молю об одном: решите прикончить — не тяните, а помилуете — дайте возможность смыть позор. Я не боюсь опасных заданий. Мне бы по-человечески умереть.

— Ишь как! — Один из партизан шагнул к нему.

— Не смей, Тимоха! Нечего горячку пороть! — крикнул Дроздецкий.

Когда все разошлись, сказал Кудрину:

— Как поступить, подскажут обстоятельства, а пока возьми себя в руки.

Последние слова Дроздецкого Кудрин воспринял с облегчением: «Неужели простят?»

Когда фашисты начали наиболее активные действия по уничтожению партизанского подполья и райкомы партии подняли все силы на отпор врагу, отряд Дроздецкого был в числе первых мстителей. Устраивая засады в хорошо освоенных районах, он вступал в бои с превосходящим по численности противником. Заканчивалось чаще всего тем, что фашисты, неся потери, отступали. Но однажды им удалось, окружив вход в катакомбы, отрезать несколько групп партизан от главных сил. Они торжествовали. Неожиданно в тылу гитлеровцев застучал пулемет. Воспользовавшись замешательством противника, партизаны перешли в атаку. А «новичок» — это был Кудрин, — обливаясь кровью, продолжал косить врага.

Подлечившись у Людмилы Антоновны, при встрече с которой принимал все меры, чтобы не быть опознанным, Кудрин стал смелее общаться с партизанами. Брал на себя выполнение наиболее опасных заданий, чтобы побыстрее смыть кровью позор, искупить перед соотечественниками вину.

Дроздецкий понимал его желание и, не вступая в излишние объяснения, старался щадить. Делал все, чтобы помочь Кудрину, когда тот задумал притащить к партизанам живьем одного из самых лютых врагов — полицая Штахеля (не знал он, что Штахеля к тому времени в Одессе уже не было).

Свою последнюю вылазку Кудрин совершил, когда партизаны наносили удар по противнику, пытавшемуся преградить движение советских частей по дамбе. Тяжело раненный в живот, он умирал в полном сознании, с последним выдохом прошептал лишь одно слово:

— Простите.

Глава 44

Еще тогда, на второй день после вторжения фашистов в город, Штахель, представляясь в немецкой комендатуре, дал слово быть пунктуальным и решительным в исполнении любого приказа оккупационных властей.

«Можете на меня положиться, господин гауптман», — заверил он помощника коменданта.