– В тот день Каран принес домой камешки, пропитанные кровью матери, и покрасил их все в черный цвет, один за другим. – Он медленно улыбнулся. Боль была повсюду, и больше всего она просачивалась в морщинки улыбки Яшара Чакила. – Он любит гальку. Потому что думает, будто душа его матери прячется в ней. Вот почему… Камешки очень ценны для него. Ко всему прочему, это значение твоего имени. Его мать была блондинкой. Единственное сходство, которое у вас есть с Ишик, – это белая кожа и мятежный взгляд. Но ее глаза были небесно-голубыми, в отличие от твоих. Прости, думаю, мы немного тебя обманули насчет камешков, но… А еще тот, что у тебя на шее… первый камешек, который Каран раскрасил той ночью. Камешек, в котором, как он думал, находилась душа его матери.
Когда ощущение онемения и покалывания, поднимающееся от кончиков пальцев ног, начало распространяться по всему телу, пальцы непроизвольно скользнули к черному камню на шее. Впервые камешек, который я держала между двумя пальцами, оставил на кончиках такое теплое ощущение. И впервые ощутила его тяжесть на шее. Перед моим взором пронеслось множество самоубийственных слов, но ни одно из них не слетело с губ. Они просто не смогли. Я чувствовала только глубокую боль, которая оседала на сердце толстым кровавым слоем.
Это была черная боль, достаточно сильная, чтобы заставить вены разорваться. Впервые оттенок черного причинил мне боль, вцепился в душу, которую, как мне казалось, я потеряла, и заставил почувствовать, что она все еще пряталась где-то внутри.
Это было глупо. Почему она покончила жизнь самоубийством? Почему его большие черные глаза были залиты слезами, а маленькие пальцы вынуждены собирать окровавленные камешки на пляже? Ишик… Она была безжалостна.
Она оказалась самым жестоким светом, о котором я когда-либо знала. Она сжигала тьму.
Перед моими глазами предстало детство Карана. У него были большие черные глаза и длинные ресницы. Черная одежда, украшавшая прекрасное лицо, делала его настолько божественным в глазах людей, что влюблялись все. Маленькое тело болело. Было так плохо. Как он себя чувствовал? Каран увидел кровь. Кровь света. Его матери. Кровь первой женщины, покинувшей его…
Пока морские волны, окрашенные черной тьмой ночи, ударялись о берег, возможно, его большие черные глаза заприметили окровавленные камешки. Затем он собрал их один за другим и, ничего не сказав, пошел в свою комнату. Возможно, не плакал.
Возможно, Каран плакал таким болезненным криком, что расколол небо и взволновал море. Смоляная вода боли полилась из больших черных глаз на маленькие щеки. Я не могла справиться с этими образами.
– А где отец Карана? – спросила я. – Как же развивались события после самоубийства? Какова была причина самоубийства госпожи Ишик? Извините, что задаю так много вопросов, но…
– Ферит… я имею в виду моего сына. – Дядя Яшар улыбнулся. – Мой сын вернулся в Кайсери сразу после ее самоубийства. Потому что думал, будто не сможет больше жить в этом городе. Я часто звонил Фериту в Кайсери. Очень усердно искал, но не смог его найти. Я думаю, сын уехал за границу или в другую страну. Я знаю, что он жив… Отцу и этого достаточно. Ферит не ищет своего сына, который остался со мной, не ищет меня, не желает видеть нас. Он где-то дышит, этого достаточно, но… Это очень больно.
– Почему Ишик Чакил покончила с собой?
Он глубоко со свистом вздохнул.
– Причина самоубийства… Я не знаю, моя девочка. Что случилось, то случилось… Почему она ушла? Почему вернулась? Почему покончила с собой на глазах у Карана? Я не знаю. Все, что я знаю… Самым пострадавшим в этой истории был Каран.
Я не могла даже сглотнуть. Что? На глазах… Что?
Когда Яшар Чакил закрыл глаза, я просто смотрела на него. Значит, его мать покончила жизнь самоубийством у него на глазах? Я была в замешательстве. Профиль Карана, который я нарисовала в своей голове, был стерт черным ластиком, и вместо него был нарисован более сильный мужчина. Как он мог оставаться таким сильным? Более того, по словам Яшара Чакила, то, что он испытал, на этом не закончилось. На какое-то время воцарилось молчание. В это время Яшар Чакил только наблюдал за мной. Ждал какой-либо реакции, но я смотрела на него пустыми глазами. У меня не было возможности рассказать ему о том, что кричало внутри прямо сейчас. Но уверена, он увидел удивление, которое я скрывала за отстраненным выражением лица. Старик был слишком умен.
– Не бросай его, – сказал он.
Я сглотнула.
Прошлое, оказавшееся передо мной, заставило почувствовать горький запах, поднимающийся от сгоревшего трупа гнилого детства. Теперь я окончательно осознала, что ничего о нем не знала. Это была только та часть, которую показал мне Яшар Чакил. Я знала, что это только верхушка айсберга, худшее скрывалось в глубине.