Чёрная бабочка, летящая во тьму

Я знала, что все смотрели на него с восхищением. Пока губы касались микрофона, Каран не сводил с меня глаз, и тусклый свет ожил на его лице и длинных ресницах. Когда мои губы независимо от меня приоткрылись, я увидела, как Каран нахмурился, но медленно продолжил. Я была уверена, что мой голос сейчас никто не услышит, знала, только Каран мог прочитать то, что срывалось с моих губ. Пока мужчина тихо играл на гитаре, все ждали, что он продолжит песню. Я продолжала шептать так, что только он мог понять.

– Тебе холодно, потому что ты хрупкий, подумала я, когда впервые увидела тебя. В руке у тебя была гитара, а в глазах радуга. Тогда я была ослеплена твоим светом, но постепенно начинаю видеть тебя четче. Теперь я рискую остаться без тебя… Я оставляю тебя.

Я увидела, как его губы слегка изогнулись вверх. Нежно касаясь гитары, мужчина смотрел мне в глаза, словно ожидая, что я продолжу. Я была на сто процентов уверена, что люди ждали, что Каран продолжит, но он просто играл на гитаре. Я заметила несколько глаз, обращенных на меня.

– Я разделась и в последний раз пришла к тебе домой в темноте. Ты враг внутри меня. Моя кожа кровоточит… Я пришла к тебе домой в темноте, я твоя в последний раз, – пробормотала я, не сводя глаз с Карана.

Мужчина сыграл последний аккорд и прошептал:

– Когда я впервые увидел тебя, я подумал, что ты красивая, но странная.

Теоман и Ирем Джандар – «Я твой в последний раз»[8].

Захлопнув дверь машины, Каран тут же бросил гитару на заднее сиденье и завел двигатель, не включая потолочное освещение. Часы на дисплее машины показывали четыре утра. Потирая сонные глаза тыльной стороной ладони, я сказала:

– Фунда покинула бар в слезах, ты видел?

– Я этого не видел, – сказал Каран очень спокойным голосом.

– Я не могу вернуться домой в такой час, – сказала я в отчаянии. – Могу я остаться с тобой еще хотя бы на несколько часов?

– Я и так знаю, что ты не можешь вернуться домой в этот час. Хочешь чечевичного супа? – Каран повернул руль вправо. – Рядом с пляжем есть место, где делают действительно вкусный суп.

– Суп в такой час? – спросила я и откинула голову на кресло. – Меня стошнит. Я не могу ничего есть в такое время.

– Ты ела и знаешь?

– Я не ела, но могу догадаться. Ты всегда пытаешься давить на меня.

– Будь уверена, я даже не начинал на тебя давить. Если бы начал, мы бы сейчас говорили о совсем других вещах и ты бы уже вонзила в меня свои острые когти, котенок.

Мои брови нахмурились.

– Вот опять. Почему ты такой?

– Какой я?

Пока наши глаза в темноте смотрели друг на друга, я почувствовала, как что-то внутри дрожало, и быстро перевела взгляд вперед. Глубоко вздохнула и попыталась похоронить это сильное чувство под землей. Теперь, когда я смотрела на Карана, его образ на сцене оживал перед моими глазами, и каждый раз этот образ завораживал.

– Вот такой, – проворчала я. – Ты всегда что-то подразумеваешь, но не говоришь ясно. Ты холоден, но в то же время я вижу в тебе черное тепло, которого, уверена, никто другой не видел.

– Черное тепло?

Я почувствовала, как он колебался.

– Да, – быстро сказала я. – Черное тепло.

– Ты находишь меня теплым и ласковым?

Машина скользила по пустой дороге, я глубоко вздохнула, смотря на дорогу, тускло освещенную уличными фонарями. Ответ на его вопрос был очевиден. Конечно, я находила Карана ласковым. Но эта ласка была черной.

Беспросветно темной.

– Я задал тебе вопрос, Камешек.

– Да, – сказала я, не глядя на него. – Ты ласков. Черная ласка.

Каран резко остановил машину. Я услышала визг задних колес, которые еще некоторое время продолжали вращаться вокруг себя. Звук тормоза заставил сердце биться еще быстрее, я тяжело сглотнула, словно хотела проглотить ком в горле. Посмотрела через плечо на Карана. Сделав глубокий вдох, он посмотрел на меня своими горящими черными глазами. Когда свет уличных фонарей заполнил машину тонкими колоннами, спокойно спросил:

– Почему ты делаешь это со мной?

Прозрачные руки моего мозга порылись в сознании и начали подробный поиск, предъявляя все источники о нем один за другим, чтобы понять, что Каран пытался сказать. Я вообще не могла его понять. Начала чувствовать себя настоящей идиоткой.

– Что я с тобой делаю? – спросила я наивно.

Было такое чувство, словно меня ударили в сердце.

– Ты знаешь, – холодно отозвался он.

– В чем причина такой внезапной перемены? – спросила я удивленно. – Разве это плохо, что я нахожу тебя ласковым?

Мужчина крепче сжал руль, и его костяшки пальцев побелели, как у мертвеца.