Я только пошла во второй класс. Даже когда люди в школе смеялись надо мной, спрашивая: «У тебя нет других колгот?», мне было все равно. Я старалась не падать, чтобы не порвать их. Черные волосы, заплетенные с обеих сторон в косы, выглядели неряшливо, но мне все же повезло, что я смогла научиться заплетать их самостоятельно, посмотрев телевизионную программу. В глубине души я знала, что со временем будет получаться лучше.
Поднимаясь на холм, ведущий домой, все еще думала о шоколадных пончиках из недавно открытой кондитерской на вершине холма. Я собиралась домой на обед, потому что денег, которые дал отец, хватило только на то, чтобы утром купить симит
[3] и сок. Поднявшись на холм, вытерла потный лоб ладонью и, подняв голову, чтобы отдышаться, поняла, что ко мне шел отец.– Мама понесла еду твоей тете, ее нет дома. Бессмысленно идти домой, – сказал отец, поравнявшись со мной. – Сегодня останешься без обеда. Не умрешь.
Я была очень голодна, в желудке не было ничего, кроме бублика, который съела утром.
Запах пончика, наполнивший мой нос, казалось, удвоил голод.
– На вершине холма открылась новая кондитерская, – застенчиво сказала я, подняв глаза и взглянув на отца. – Можешь дать мне пять миллионов?
Отец остановился и поднял брови.
– Что ты собралась делать со всеми этими деньгами? Купить кондитерскую?
Я застенчиво перевела взгляд на свои руки.
– Эти пончики стоят три с половиной миллиона. Поэтому мне и трех с половиной миллионов хватит.
Я услышала смех отца и поджала пальцы ног, верх обуви вздулся.
– Что ты сделала с деньгами, которые я дал тебе сегодня утром? Съела их?
Я попыталась скрыть свои красные щеки и смущенно посмотрела на отца.
– Я купила симит.
– У тебя не осталось денег?
– У меня осталось двести пятьдесят тысяч лир. – Я прикусила внутреннюю часть щеки, глядя ему в глаза.
– Возьми каких-нибудь крекеров.
Отец собирался пройти мимо, я потерла слезящиеся глаза руками и сказала:
– Мне очень хочется шоколадных пончиков, папочка.
Отец повернулся, сделал несколько шагов вверх по склону и, подойдя ко мне, приподнял бровь.
– Ты не умрешь, если не поешь, верно? Ты стала большой девочкой. – Он схватил мою руку под локоть и сильно сжал ее, и я застонала от боли.
– Больно, папочка, – сказала я, губы скривились от боли еще сильнее. – Папа, мне больно.
– Может, мне сломать тебе руку, а? – прошипел он. – Иди возьми печенье и жри. Ты в утробе матери ела пончики, что ли?