Чёрная бабочка, летящая во тьму

Мужчина не сводил с меня глаз, поднося бокал к губам. Яркий свет люстры над нами освещал его бронзовую кожу. Как всегда, Каран был в черном, но эта простая чернота стала его самым большим преимуществом. Свет люстры, падающий на его длинные ресницы, затенял вытянутое лицо. Полная верхняя губа припала к бокалу, и он, по-прежнему не сводя с меня глаз, сделал большой глоток красного безалкогольного вина.

– Камешек, – сказал Каран, перехватив бокал пальцами и отрывая его от губ. – Жду твои вопросы.

– Я хочу, чтобы ты рассказал о себе, – начала я, опуская глаза на колу, поставленную передо мной. – Мы познакомились совсем недавно, и я ничего не знаю о тебе.

– Я двадцатишестилетний бизнесмен, – категорично заявил мужчина. – Что я еще могу о себе рассказать?

Я подняла глаза и взглянула на него, Каран с интересом наблюдал за мной. Его губы снова коснулись стекла, и, клянусь, это было настолько отвлекающее движение, что все вопросы высыпались наружу и уставились на меня испуганными глазами.

– В любом случае мне не нужна твоя биография из Википедии.

– Мне двадцать шесть лет, и, как ты знаешь, я владелец туристической компании. Родом из Кайсери. После завершения четырехлетнего бакалавриата по специальности «Туризм и гостиничный менеджмент» в Билкентском университете в Анкаре я около двух лет учился в Швейцарии.

– Швейцария? – Мои глаза широко открылись. – И Билкент!

– Да, – подтвердил Каран, делая еще один глоток вина.

– Так где ты учился в Швейцарии?

– Международная школа гостиничного менеджмента IHHT.

– Тебе всего двадцать шесть лет, и это… Это потрясающе, – сказала я, изумленно глядя на Карана.

– Мое обучение закончилось недавно. Как только отучился, я прошел краткосрочную военную службу и стал главой компании.

– У тебя действительно все хорошо, ты успешен, – сказала я, глядя на поставленную передо мной посуду, которая явно была очень дорогой.

– Вообще-то ты сделала обо мне выводы еще на первой встрече, – сказал он, ставя бокал на стол и скрещивая руки на груди. – Что насчет вас? Вы много работали или относитесь к другой категории? – передразнил Каран меня.

– Откуда я могла знать, что ты окончил столько всего? – прикусив внутреннюю часть щеки, сказала я.

– Вместо того чтобы спрашивать что-то подобное, ты могла бы, например, спросить о моем образовании.

– С твоего позволения, я продолжу свои вопросы. Ты интересуешься спортом? – спросила я и мысленно отругала себя: «Что за вопрос, думаешь, кубики пресса образовались от поедания выпечки?»

– Гребля, баскетбол, бодибилдинг, лыжи, – перечислил он.

– За какую команду болеешь?

– «Бешикташ», – сказал мужчина, выпятив грудь.

О, я тоже болела за «Бешикташ».

– А как насчет… – Я отвела взгляд и опустила его обратно в тарелку. До сих пор не притронулась к еде. – Есть ли в твоей жизни кто-нибудь?

Когда наступило короткое молчание, сердце закричало от страха, я снова взглянула на мужчину. Каран смотрел прямо на меня, и, как всегда, выражение его лица было самым мрачным из всех возможных.

– А у тебя? – спросил он, не ответив на мой вопрос. – Есть ли кто-нибудь в твоей жизни?

Мужчина смотрел так пристально, что, казалось, пронзал мое тело.

– В моей жизни никого нет, – прошептала я. Черные глаза смягчились, но продолжали держать меня в поле зрения. Каран перевел взгляд на бокал перед собой, а затем снова на мои глаза.

– Думаю, в моей жизни тоже никого нет, – ответил он.

Я на мгновение заколебалась. Что Каран имел в виду, говоря «я думаю»? Я не могла терпеть даже тени присутствия другой женщины. Причем никакой конкретной причины для этой нетерпимости не было. Не хотелось, чтобы кто-то еще дышал в его тьме, в которой я так нуждалась. Я нахмурилась, когда безумные мысли начали съедать мозг.

– Что ты имеешь в виду под «я думаю»?

– Я отвечу на этот вопрос позже, – сказал он, затем допил оставшееся безалкогольное вино. – Кажется, у тебя нет аппетита?

– Да. Мне ничего не хочется.

– Тогда давай уходить.

Я застыла от мгновенного разочарования. Видимо, мое лицо вытянулось от расстройства, потому что Каран внезапно сказал:

– Не волнуйся, я отвечу на твои вопросы, бунтарка.

И, оставив на столе большую сумму денег, встал из-за стола.

Отъезжая от ресторана, мы сохраняли молчание, по незнакомой дороге стало понятно, что направлялись мы не домой. По какой-то причине мне было очень комфортно, хотя и мысль о том, что никто не интересовался, где я и с кем, не отпускала. Интересно, каково это – когда о тебе волнуются? Когда кто-то звонит и спрашивает, почему ты не дома… Я почувствовала, как у меня опустились плечи.

– Не сутулься, – сказал Каран, глядя на свет фар машины, пробивающийся сквозь тьму. Уже смеркалось. – Я вполне могу догадаться, о чем ты думаешь.

– О чем же?

– Уверена, что хочешь, чтобы я бросал это тебе в лицо?