Чёрная бабочка, летящая во тьму

– Мы из Кайсери, – сказал он, умело преодолевая крутые повороты. Понимал ли, что за рулем выглядел поистине божественно? – Давай не будем называть это консерватизмом. Когда дело касается любви, мы просто поступаем так, как должны, вот и все.

– О чем ты?

– Я говорю о традициях и обычаях, Камешек.

Когда Каран посмотрел на меня, тяжесть его черного взгляда сжала мое сердце. Ни в одном словаре не нашлось слов, способных описать эту красоту.

– Надеюсь, ты не скажешь, что испытываешь антипатию к другим культурам?

– Нет, конечно. Я уважаю каждую культуру и религию, но люблю свою собственную и являюсь человеком, воспитанным в этой культуре.

– Какое отношение культура имеет к нашей теме? – спросила я ошеломленно.

– Если я представляю девушку старшим как свою возлюбленную, это значит, мы поженимся. Страницы книги мусульманина принадлежат одной-единственной девушке.

Все мои клетки словно кричали, я чувствовала, как органы сталкивались друг с другом. Прилагательное «возлюбленная». В этом качестве Каран познакомил меня со своим дедушкой. Несмотря на кровавую войну, развернувшуюся в груди, мне удалось держать голову поднятой.

– Тогда твой дедушка очень рассердится на тебя, когда узнает, что все это игра, – пробормотала я, – раз уж с трепетом относится к таким вещам.

Он не ответил.

– Ты веришь в любовь? – спросила я внезапно.

Верит. Эта мысль просочилась в темное логово моего сердца, и сильный вихрь любопытства, спешки, волнения и неуверенности прошел через него, разрушая и опустошая каждую точку, которую посещал по пути. Когда я увидела, как пальцы Карана сжимали руль, прокляла себя за то, что задала этот вопрос.

– Я не знаю, – тихо прошептал мужчина. Когда я посмотрела так, будто у него на лбу выросли антенны, он, нахмурившись, ответил на мой взгляд: – Что?

– Ты веришь, – прошептала я.

– Помолчи, ты слишком много говоришь, – сказал Каран. Когда его глаза снова вернулись к дороге, мне хотелось ударить кулаком по его челюсти, но я смогла сдержаться.

Когда машина въехала на нашу улицу, стало уже темно, но звезд и луны не было видно из-за серых туч на небе. Единственным светом, освещавшим окрестности, было желтоватое мерцание уличного фонаря, стоящего прямо перед моим домом. Мне нравились уличные фонари.

– Я выйду здесь, – сказала я, не отрывая глаз от дома. Каран глубоко вздохнул, замедлил ход и остановил машину.

– Хорошо.

Когда я открыла дверь машины, несколько капель дождя упало на асфальт, оставив темные пятна.

– Начинается дождь, – пробормотала я, высунув ногу из машины. Оглянулась на Карана, когда он внезапно схватил меня за запястье. Мы встретились лицом к лицу. Свет окрасил кожу в темный небесно-голубой цвет.

– Камешек, – сказал он, глядя прямо мне в глаза. – Ты сказала, что у тебя никогда раньше не было парня.

Кровь в ушах закипела, я быстро покачала головой, но выглядела настолько растерянной, что формальность костюма, который был на мне сейчас, и маска невыразительности, напоминающая дешевые наклейки, были разбиты вдребезги. Аси Мерве оказалась обнажена и прятала эмоции в темноте за спиной.

Когда его взгляд на мгновение остановился, показалось, что я увидела себя в его глазах. Возможно, я действительно нашла в этом человеке что-то свое. Может быть, он тоже находил во мне что-то свое, я не знала. Но медленно начала различать размытые буквы слов, капающих с его черных ресниц.

– Я полагаю, ты никогда раньше никого не целовала? – спросил мужчина, на этот раз одними губами.

Его острые глаза были полны решительности. Когда взгляд Карана упал на меня, я была раздавлена под его тяжестью. Жар, поднявшийся от щек к ушам, полностью охватил мою шею. Тело пылало, несмотря на холод улицы; я моргнула и посмотрела на Карана.

– Что это за…

– У тебя не было первого поцелуя, – медленно сказал он. Когда мужчина отпустил мое запястье, на его лице появилось растерянное выражение, которого я не могла понять. – Я получил ответ, бунтарка. Можешь идти.

Я собиралась открыть рот, чтобы что-то сказать, но он перебил меня.

– Твой растерянный взгляд ответил за тебя, – пробормотал Каран. – И я раздавлен этим.

Я заколебалась. Дверь машины все еще была открыта, в салон вливался холод. Более того, дождь усилился, и я могла видеть, как несколько капель смешивались с холодом и попадали в джип.

– Чем? – спросила я, глядя на Карана непонимающе.

– Твоей невинностью, – сказал он, не глядя на меня. Сердце перевернулось в груди, мне казалось, что воздушные шары, наполненные черными чернилами, взорвались и полностью залили мой разум.

Я собиралась открыть рот, чтобы что-то сказать, но Каран не позволил:

– Давай, малышка. Тебе пора.

Помолчав некоторое время, в конце концов я послушалась его и вышла из джипа. Спиной чувствовала остроту его взгляда, пока шла к дому, не обращая внимания на усиливающийся дождь.

Невинность. Это я невинна?