Черная башня

— Чем же оно тебе нравится?

— Оно делает человека сильным и освобождает от страха. Аш-шайтан боится этого оружия и поэтому не приходит.

— Но у него тоже есть оружие, — сказала Жанна.

— С ним он только равен нам.

— А если бы не было оружия ни у него, ни у нас? Разве тогда мы не были бы равны?

— Нет. Аш-шайтан нападает первым и поэтому сильней. Кто нападает первым, тот всегда сильней.

— Значит, он и теперь сильнее нас.

— Нет. Потому что мы тоже готовы напасть на него. Мы равны. Надо напасть на него, госпожа. Если бы госпожа мне разрешила…

— Не разрешаю, Саид. Кузьмин скоро пробьет стену, и мы уйдем в другой лабиринт.

— Это хорошо, если из другого лабиринта мы сможем напасть на ч у ж о г о.

— Мы совсем уйдем от него.

— Мы уйдем только от воды, от пищи и света. От ч у ж о г о  мы не уйдем.

— Почему, Саид?

— Потому что аш-шайтан проходит сквозь стены, — ответил Саид.

— Аш-шайтан — это из сказки, Саид. А ч у ж о й — это человек. Злой человек.

— Злой человек — не человек, он — змея. Змея тоже проходит сквозь стены. Она вползает в мышиную нору с одной стороны стены и выползает с другой. Как аш-шайтан.

— Я пойду посплю, — сказала Жанна, поднимаясь на ноги. — Ты потерпи еще немного. Кузьмин отдохнет и сменит тебя. Я сама разбужу его.

— Пусть госпожа не беспокоится, — ответил Саид. — Я привык спать, когда светит солнце. Когда темно — я охотник.

Жанна легла. Кузьмин в неудобной для сна позе постанывал в трех шагах от нее. Жанна встала и затолкала Кузьмину за спину подушку, потом потянула за ноги и он оказался лежащим головой на подушке. Притих, будто проснулся. Жанна постояла возле него, ожидая, что он вот-вот откроет глаза, но Кузьмин продолжал спать. Она вернулась к своему матрацу и снова легла.

Рисовать она не будет: поздно. А то, что она склеила картон и поставила мольберт — только игра. Все еще игра. Люди играют даже над бездной. Даже в падении они расставляют, подобно крыльям, руки и играют в полет. Истинных чувств и истинных поступков почти нет. Все они рассчитаны на то, чтобы произвести впечатление. Разумеется, на других людей.

Жанна встала и подошла к мольберту. Потрогала картон — стыки, замазанные белилами, высохли. Села на ящик, открыла коробку с красками. Запахло маслом, как если бы запахло блаженством, тишиной, простором. Она вынула из коробки первый попавшийся ей под руку тюбик. Это оказался тюбик с зеленой краской. Она свинтила с него колпачок и поднесла к носу. Жанна знала, что в нем нет запаха, но ощутила его так явственно, будто поднесла к носу пучок смятой муравы. «Теперь на земле нет зеленого цвета, — подумала она. — Есть черный, серый, белый… наверное, красный… Но нет зеленого…»

Она выдавила немного краски на палитру, разбавила ее маслом, набрала на кисть. Долго не решалась прикоснуться кистью к картону, к белому полю, к заснеженному полю, холодному, бесконечному, чтобы вызвать к жизни первый кустик травы. Жанна уже решила, что нарисует луг для Кузьмина. С росою на траве, с тропинкою, с бабочками. И речку. И деревья над водой. И еще человека. Наверное, мальчугана. Либо у речки, либо на тропинке… Жанна не знала, почему она решила нарисовать для Кузьмина луг и речку. Просто она подумала, что именно такая картина для Кузьмина всего желаннее.

Кузьмин закричал вдруг детским голосом и проснулся.

— Чертовщина, — сказал он, приходя в себя. — Все время снится чертовщина. Я не напугал тебя своим криком? — спросил он Жанну. — Будто на сенокосе, я в шалаше, а шалаш загорелся… Ты рисуешь? Сколько я спал?

— Часа два, — ответила Жанна. — Поспи еще. Потом подежуришь у входа — надо дать отдохнуть Саиду.

Кузьмин подошел к Жанне и стал у нее за спиной.

— Откуда? — спросил он удивленно. — Откуда ты знаешь, как выглядел Крутихин луг? Ведь ты нарисовала Крутихин луг!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ДЕД, ИДИ ИСКАТЬ ТАКСИ. Эту фразу-перевертыш Кузьмин изобрел когда-то сам. И очень гордился этим своим изобретением. Во всяком случае, хвастался им по любому поводу. И даже без повода. Дурачился, конечно. Но это доставляло ему удовольствие. Особенно рассказ об открытии, которое предшествовало изобретению перевертыша. Суть открытия состояла в том, что правостороннее движение автотранспорта — противоестественно, так как при таком движении все вывески на домах, лозунги, рекламные афиши приходится прочитывать наоборот, то есть справа налево, по ходу движения. Так он прочел однажды вывеску «Такси», что и привело его к изобретению фразы-перевертыша. Прочитанная справа налево, она не теряет своего смысла и звучит так: ИСКАТЬ ТАКСИ ИДИ, ДЕД.