Черная башня

Какое, черт возьми, важное изобретение, какое выдающееся открытие! На какую ерунду он мог тратить свое время, о какой чепухе размышлял и говорил! И не только он. А главное осталось недодуманным, остался без ответа вопрос: кто ты есть, человек, кто ты в этом мире, зачем ты, каково твое будущее? Об этом надо было думать всем и постоянно. И если бы ответ оказался неутешительным, следовало бы изменить себя. Каждому. Всем. И мир изменить, который до сих пор мы лишь приспосабливали к себе и тем самым ухудшали не только мир, но и себя, вспучивая в себе потребительские страсти, оставаясь в плену порочных иллюзий: мир — прекрасен, человек — венец Вселенной… Что-то, конечно, улучшали: жилье, одежду, дороги, машины, породы свиней, кур, овец, коров, сорта пшеницы, кукурузы, капусты… Спортсмены стали выше и дальше прыгать, быстрее бегать, ловчее забивать мяч в ворота. Космонавты шагнули за предел человеческой выносливости. Студенты научились быстрее читать, детсадовцы — разговаривать с компьютерами… Человек стал лучше, производительнее работать. Он больше расходует сырья и энергии, выхолащивая землю. Он создал оружие космической силы. Homo economicus — так, кажется, окрестили современного человека ученые. А где же сам человек? Где дух? Дух, к сожалению, не только продукт обстоятельств. Он прежде всего продукт сознательного движения к цели, к идеалу. Сознательного движения нет. Люди запутались в своих ошибках и амбициях. Опьянены своими экономическими подвигами. Homo economicus. А где же Homo sapiens, человек разумный?.. Ветер разносит его пепел по безжизненной планете… Неужели поздно? Какая выедающая сердце тоска!.. Нет, нет, только не об этом. Об этом — бессмысленно… Оставшиеся в живых будут думать о сохранившихся в земле корешках, червячках, жучках, о том, как их добыть и как ими питаться, как уберечь свою драгоценную добычу от чужих, как выжить… Хотя — зачем? Зачем необходимо выжить? Что есть в жизни, что выше всяких страданий? Природа печется о сохранении во Вселенной высокоорганизованной материи? Зачем ей эта материя? Природа слепа: она полагала, что высокоорганизованная материя — созидающая сила, она же оказалась разрушающей, потому что механизм духа работал в ней с большими перебоями…

Кузьмин прочел за свою жизнь много всякой чепухи. А надо было работать лишь над усвоением одной простой истины: смысл жизни в том, чтобы умножать силы жизни, жизнетворном созидании, в борьбе против энтропии духа и Вселенной. И против всего, что препятствовало возвышению к солидарности, братству, любви, единению, мудрости, красоте. Правомочность всякой мысли и поступка — опора на принцип возвышения. Дорога вверх…

Вчера Кузьмин попросил Жанну соскрести с картона «Крутихин луг».

— Я достаточно нагляделся, — сказал он ей. — Спасибо тебе большое. А теперь — Акрополь. Как ты хотела. Прошу тебя. Это важнее всего.

Пряча друг от друга слезы, они молча поплакали, когда скребок Жанны снял с картона последний зеленый мазок. Потом Кузьмин ушел к Саиду и долго сидел возле него.

Он подсоединил свой фонарь к нашим аккумуляторам, — сказал о ч у ж о м  Саид. — Его фонарь тускнет и мигает одновременно с нашей лампочкой. Когда сядут аккумуляторы, кто их подзарядит?

— Я это знаю. Я все обдумал, — ответил Саиду Кузьмин. — Когда я пробью стену, мы уйдем в другой лабиринт. Ч у ж о й  пойдет за нами. Мы спрячемся в какой-нибудь нише или в ответвлении лабиринта и пропустим ч у ж о г о  мимо нас. Когда он пройдет, мы вернемся и запрем его в новом лабиринте. Ты понял? Мы получим свободный выход в штольню, к генератору, к воде. Мы сможем покинуть эту проклятую черную башню когда захотим. Ты понял?

— Я понял, — сказал Саид. — Только ч у ж о й  не пойдет за нами, потому что он думает точно так же, как мы. Он думает: «Если они пробьют проход в новый лабиринт и я пойду за ними, они где-нибудь спрячутся, пропустят меня мимо, вернутся и постараются запереть меня в новом лабиринте, чтобы получить свободный выход в штольню, на волю. Поэтому я не пойду за ними в новый лабиринт». Так думает ч у ж о й. И еще он думает: «Я запру их в новом лабиринте».

— К черту! — закричал Кузьмин. — К черту все твои рассуждения! Больше ни слова! Тебя послушать, так нам только и остается, что сложить лапки и умереть! — Кузьмин вскочил и затопал ногами. — Чтоб ни слова больше. Понял? Ты понял?!

— Хорошо, я буду молчать, — сказал Саид.

Кузьмин не понял его.

— Что ты сказал? — спросил он Саида. — На каком языке? Почему не по-русски?

— Я говорю только на одном языке, на родном, — ответил Саид. — Я сказал, что буду молчать, чтобы не сердить тебя.

Кузьмин снова не понял его.

— Ладно, — махнул он рукой. — Так даже лучше: ты говоришь — я не понимаю.

Теперь, сидя возле ниши, сделав передышку после нескольких часов работы, Кузьмин подумал: «Да понимал ли я Саида раньше? И не были ли все разговоры с ним только сном? И не сон ли все происходящее?»