Черная башня

— Помолчите, Сенфорд, — попросил Селлвуд. — Я знаю, что надо сделать. Возвратите мне мой пистолет. Я хорошо изучил этот лабиринт. Я найду ч у ж о г о. У меня еще хватит сил, чтобы расквитаться с ним.

— Отдайте пистолет мистеру Селлвуду, — сказал Вальтеру Клинцов. — Это его право.

— Вы плохо стреляете, — напомнил Селлвуду Вальтер, возвращая ему оружие. — Я сделал бы это лучше, уверяю вас.

— Зато мне нечего терять, — ответил Селлвуд.

Пока Селлвуд проверял пистолет, все молча смотрели на него. Убедившись в том, что с пистолетом все в порядке и в обойме есть патроны, Селлвуд сунул его в карман куртки и сказал, грустно улыбаясь:

— Я счастлив, друзья, что последние мои часы провел с вами. Говорю это на тот случай, если не вернусь. Не протестуйте против этих моих слов: вы и сами прекрасно знаете, что я могу не вернуться. Если потом найдете меня, похороните в камере, которая рядом с той, где лежит Дениза. Вот и все мое завещание. Прощайте, друзья.

— Не отпускайте его! — потребовала Жанна. — Не делайте этого, мистер Селлвуд! Клинцов, отними у него пистолет! А вы, Владимир Николаевич, уложите мистера Селлвуда в постель: он едва стоит на ногах. Он больше всех рисковал ради нас. Неужели мы, неблагодарные, отпустим его на верную смерть?!

— Вы очаровательны, миссис Клинцова, — сказал Селлвуд. — После Денизы мне более всего жаль расставаться с вами. И если, друзья, у вас останется лишь один шанс спасти лишь одного из вас, спасите миссис Клинцову: она так прекрасна. Да, да, Жанна, вы прекрасны. Спасибо вам за добрые слова. — Селлвуд повернулся и быстро зашагал к выходу.

— Да удержите же его! — закричала Жанна. — Что же вы стоите, как истуканы?! Клинцов!

Клинцов, ни слова не говоря, последовал за Селлвудом. Он быстро догнал Селлвуда и пошел рядом.

— Зачем вы? — спросил укоризненно Селлвуд.

— Ваш пистолет не должен оказаться в руках ч у ж о г о, — ответил Клинцов первое, что пришло ему в голову и показалось убедительным. — Ведь если мы окажемся совсем без оружия, ч у ж о й в течение нескольких минут перестреляет нас. Конечно, — продолжал он развивать эту странную мысль (странную, потому что в основе ее лежало предположение, что Селлвуд погибнет в поединке с ч у ж и м), конечно, мы можем забаррикадировать подходы к алтарю, но успеем ли? И удержат ли ч у ж о г о наши баррикады?

Я об этом не подумал, — остановился Селлвуд. — Конечно, ведь я могу и не убить его. Как же я об этом не подумал?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Ничего мы не знаем: ни как жить, ни как умирать, — сидя у жертвенника, ораторствовал Сенфорд. — Всю жизнь бьемся над вопросом «как жить?», а под конец жизни тайно мучаемся мыслью «как умереть?». Суетные, бестолковые, самонадеянные невежды. Бестолково и суетно живем, бестолково и суетно умираем. А ведь великие пророки Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус и Магомет, — Сенфорд ткнул пальцем в сторону Омара и Саида, когда назвал имя Магомета, — великие пророки, любя нас, ничтожных, учили: уверуйте! Хоть в бога, хоть в черта, хоть в пень, хоть в колоду уверуйте. Соединитесь в чувствах и мыслях с живым и вечным — и будете вечно живы. А мы, обуянные гордыней, понадеялись на свой разум, который довел нас до ручки. Думали, что сами обретем вечное бессмертие, а обрели вечную смерть. Омар, — обратился Сенфорд к старику-повару, — как учил умирать Магомет?

Глебов перевел вопрос Сенфорда.

Омар рассказал: было у пророка Магомета несколько дочерей, но сын был только один. Звали его Ибрагим. Магомет надеялся, что с ним, с Ибрагимом, передаст в потомство имя свое. Но Ибрагим умер, когда ему исполнилось пятнадцать месяцев. И плакал над умершим сыном Магомет. «Сердце мое печально, — говорил он тихо, — и слезы льются из глаз моих, расставаясь с тобою, мой сын! Но горе мое было бы еще тяжелее, если б я не знал, что скоро последую за тобой. Мы все от бога, от него пришли, к нему должны возвратиться».

Тут кто-то спросил пророка: «Разве не ты сам запретил нам плакать о мертвых?»

«Нет, — ответил пророк, — я запретил вам стоны и вопли, бить себя по лицу и рвать одежду: ибо это внушения лукавого. А слезы в горе то же, что бальзам на сердце. Они нам посланы милосердием».

Смерть сына Ибрагима подкосила Магомета, да и годы уже склоняли его к могиле.

Магомет был так слаб, что не мог идти пешком. Тогда друзья его посадили на верблюда. Так, на верблюде, он совершал шествие вокруг Каабы и между священными холмами.

Его последними словами к народу были: «Я только умру прежде вас. Скоро и вы за мною последуете. Смерть ожидает нас всех. А потому никто не старайся отвратить ее от меня. Жизнь моя была на ваше добро. Равно и смерть моя».

Он умер дома, положив голову на колени своей любимой жены.

Спросите Омара, — попросил Глебова Ладонщиков, — правда ли, что в раю у них каждому праведнику обещана прекрасная дева.

— Надо ли? — усомнился в правомерности такого вопроса Глебов.

— Я хочу знать! — потребовал Ладонщиков. — Спросите! — в его голосе снова зазвучали истеричные нотки.