Черная башня

Она держалась достойно, не суетилась, не зазнавалась, а у Козимо в голове вертелась одна мысль: что я буду с ней делать?

Нет, он не был девственником и прекрасно знал, что должен делать муж с женой в постели, но как обращаться с вот такой особой, хоть убей, не представлял.

К счастью, Медичи не соблюдали дурацкий обычай присутствовать рядом с молодыми во время первой брачной ночи, напротив, Козимо и Контессину просто отправили в ту часть дома, где была их спальня.

Козимо вспомнил, что ему полагается подождать, пока супруга приготовится ко сну, и только потом войти. За время свадьбы они не сказали друг другу ни слова, но теперь почему-то захотелось прояснить один вопрос:

— Почему вы вышли за меня замуж?

Честно говоря, какая теперь разница, если их уже обвенчали, но Козимо, что называется, понесло…

— Вас тоже заставили? — Его бровь чуть приподнялась, демонстрируя недоумение. — Интересно, как вас могли заставить? У внучки графа де Элси и графини де Вернио не нашлось другого кандидата в мужья, кроме сына банкира Медичи? Мне казалось, что ваша мать гордится своим происхождением.

Контессина с трудом справилась с гневом, прекрасно сознавая, что если не сдержится, то даст повод супругу насмехаться еще больше. К счастью, в ее характере преобладали черты, полученные от отца — Алессандро де Барди. Девушка сумела взять себя в руки быстро, и к тому моменту, когда Козимо закончил свою тираду, Контессина была готова ответить с холодным презрением. Что она и сделала, немало изумив супруга:

— Да, моя мать гордится своим происхождением, имея для того все основания. Но меня никто не заставлял выходить за вас замуж, более того, я сама вас выбрала. — Не успел обомлевший Козимо понять, что же услышал, как его юная жена продолжила: — Мне казалось, что вы умны и порядочны, к тому же образованны и сдержанны. Отсутствие трех из этих качеств вы уже успели продемонстрировать. Если нет и четвертого, то положение мое незавидное, но ничего уже не поправить, мы дали клятву перед алтарем.

Чем дольше она говорила, тем больше терялся Козимо. Вот тебе и пятнадцатилетняя племянница Барди! Похоже, эта девушка стоила десяти. С трудом придя в себя, он все же нашел что ответить:

— И в отсутствии какого из перечисленных качеств я пока не успел вас убедить?

Контессину не смутил его ехидный тон, она пожала плечами:

— Образованности. Полагаю, учеба у синьора де Росси все же не была бесполезной. Но это еще хуже, образованный, но невоспитанный человек тяжелей грубого хама из деревни.

Неожиданно даже для себя Козимо расхохотался:

— Дорогая супруга, не вздумайте сказать о деревенской грубости моему отцу. Он как раз из деревни.

И снова юная жена преподнесла ему урок:

— Не все, кто из деревни, грубы. Но на вас происхождение предков определенно сказалось. Спокойной ночи, мой супруг. Можете сказать всем любопытным, что вы не попали в мою постель, поскольку у меня недельное женское недомогание. Бывает. — Контессина развела руками, всем своим видом выражая притворное сожаление. — Не думаю, что вы будете очень огорчены.

— Как и вы, — фыркнул Козимо, глядя вслед удалявшейся в спальню супруге.

Семейная жизнь начиналась как-то не так, как должна бы. Он терпеть не мог задавак вроде своей тещи Камиллы де Барди, но вынужден признать, что младшая синьорина Барди, вернее, теперь синьора Медичи весьма примечательная особа, которую придется покорять.

И все же Контессина олицетворяла для Козимо то, что его тяготило, — обязанность поступать так, как велят долг и семья, а не так, как хочется. Каждый по себе знает, что можно делать одно и то же с удовольствием, если по собственной воле, или с муками, если по чужой. Потому покорять жену Козимо не очень-то хотелось.

— Ты до сих пор ждешь? Твоя супруга не слишком расторопна.

Вот только Лоренцо с его насмешками не хватало!

Козимо фыркнул:

— У моей жены женское недомогание.

— И потому тебя не пускают в постель? — озабоченно поинтересовался брат. — Пойдем ко мне, не спать же здесь.

— Глупости! — Козимо решительно шагнул к двери. В конце концов, он имеет право спать в собственной постели.

Служанка успела помочь Контессине переодеться, но при виде вошедшего мужа юная синьора Медичи юркнула под одеяло. Козимо показалось, что она даже пискнула. Вид у укрывшейся до самого носа Контессины уже не был таким боевым. И все же стоило служанке выйти, супруга напомнила:

— Я же сказала, что у меня…

— Помню, я вас не трону. Как долго еще продлится это недомогание? На сколько дней мне придется задержаться? — Козимо проводил допрос, стаскивая рубашку и штаны. Он вовсе не собирался идти на поводу у жены. И в их семье не принято иметь разные спальни.

Стоило приподнять одеяло, чтобы лечь, как Контессина немедленно оказалась на другом краю кровати и замерла, напряженная, словно натянутая струна. Козимо понял, что она боится.

— Чего вы так боитесь? Если вы не девственница, знать об этом будем только мы с вами.

То, как Контессина в ответ замотала головой, подтвердило вспыхнувшую догадку Козимо. Он тихо рассмеялся и решительно потянул к себе жену, ныряя рукой к низу ее живота: