Как-то получилось, что Лоренцо в Риме не бывал, город за прошедшие годы не изменился, во всяком случае, в лучшую сторону, а потому младшему брату понравился еще меньше, когда когда-то Козимо.
— Врут про величие. Муджелло и то приличней.
На берегу Тибра у моста Ангела, возле которого располагались банки и Медичи, и Пацци, бедолагу и вовсе едва не стошнило.
— Что это?!
— Труп к берегу прибило.
— Какой труп?!
— Ты что, трупов не видел? — ехидно поинтересовался у младшего брата Козимо, почему-то подумав, что было бы с Лоренцо, когда сжигали Гуса. — Разве можно быть таким чувствительным, словно девушка?
— Арно чище…
Чище флорентийскую Арно можно было назвать с большой натяжкой, у нее просто грязь другая — сплошь то, что сливали красильщики шерсти. И вони хватало, просто этот запах привычен, да ветер хорошо сносил вонь в сторону от города.
Обсудить загаженность Тибра, в котором действительно плавало все что угодно, а еще больше покоилось на дне, им не удалось.
— Мессир Медичи?
— Только ее не хватало, — пробурчал под нос Козимо, потому что сладкий голосок принадлежал Бланке Канале.
Лоренцо, напротив, обрадовался, то ли надоело быть хорошим который день, то ли действительно привлекла красотка, толкнул брата в бок:
— Кто это?
Красавица объяснила сама:
— Любовница вашего спутника, юноша.
— Бывшая, — твердым тоном поправил ее Козимо и пояснил: — Это мой брат Лоренцо.
— К вашим услугам, госпожа… — немедленно припал тот к ручке красотки, которую та протянула из своих открытых носилок.
— Вы надолго в Рим, синьоры?
Лоренцо едва не ляпнул, мол, с вами навсегда, но вовремя вспомнил обещание не гоняться за каждой юбкой и степенно ответил:
— До завтра, не дольше.
— Загляните сегодня ко мне, будут интересные люди. Козимо знает, как меня найти. Простите, спешу…
Глядя вслед роскошным носилкам, Лоренцо ехидно поинтересовался:
— Замужем?
— Да, конечно.
— И что делал ты с такой красоткой?
Брат в ответ огрызнулся:
— То же, что и ты!
Лоренцо даже присвистнул:
— Надо же…
— Скажешь хоть слово Контессине — убью!
— Теперь у меня есть чем тебя шантажировать.
Козимо кивнул на вяло текущий Тибр:
— Труп видел?
Но Лоренцо угомонить тяжело.
— Иметь такую женщину и уехать из Рима… Меня даже отцу не удалось бы вытащить. Кто кого бросил, неужели ты? Она на тебя так смотрела…
— Не пожелал вставать в очередь в ее спальню, — отрезал Козимо, надеясь, что дальнейших объяснений не потребуется, но он ошибся, Лоренцо еще задавал и задавал вопросы, пока брат на него не прикрикнул:
— Да угомонись ты! Это не твое дело.
— Когда это меня останавливало? — пожал плечами Лоренцо и безо всякого перехода заметил: — Подальше от этой канавы дом найти не могли? Небось летом воняет хуже болота.
На следующий день они не уехали, но и к Бланке тоже не пошли. Козимо категорически отказался:
— Не хочу быть посмешищем в этом борделе.
На что брат, уже пришедший в себя после встречи с трупом в Тибре и красоткой в носилках, согласно кивнул:
— Ну их. Флорентийки лучше и красивей этих римлянок.
— Когда это ты успел сравнить?
— Ну…
Лоренцо менялся на глазах, нет, он не перестал сворачивать шею вслед каждой красотке и даже делать не вполне приличные предложения, на которые те обычно отвечали согласием, но перестал следовать собственным предложениям, то есть дальше заигрываний ухаживания уже не шли. Честно говоря, Козимо даже забеспокоился:
— Ты, случайно, не болен?
— Чем?
— Ну… ты не трахаешь каждую подвернувшуюся красотку.
Лоренцо расхохотался:
— Ты об этом… Нет, успокойся, здоров. Просто надоело. Чем они отличаются друг от дружки? Вот посмотри, чем та отличается от той?
В ответ на кивок младшего Медичи в сторону одной, а потом другой красавицы обе почти метнулись к ним, но дело обошлось простым воздушным поцелуем, немало обеих расстроив.
А Лоренцо продолжал сокрушаться:
— У обеих груди, ноги и то, что между ног, одинаково. Все женщины похожи, так к чему менять одну на другую?
— Ты, часом, не влюблен?
— Да, но это ненадолго.
Домой вернулись, когда все зазеленело.
— Смотри, как хороша наша Тоскана, Флоренция! Где ты найдешь еще такую? — философствовал Лоренцо, показывая на зеленые холмы вокруг родного города и его городские стены.
А Козимо больно ранил вид недостроенного собора. Когда же у собора появится наконец купол?! Если в чем флорентийцы и едины, так это в желании достроить собор. А еще в убеждении, что их Республика самая лучшая и ее законы самые справедливые.
Никколи всегда твердил, что лучшее право — римское, а законы Флоренции на него опираются в разумных пределах. Козимо убедился, что Рим не во всем хорош, но это мощный фундамент для того, чтобы возводить не только стены, но и купол вроде соборного.
— Римляне умели строить огромные купола. Как?
— Думаешь о нашем соборе? А Никколи не знает, как они это делали?
— Не знает. Никто не знает. Я когда-то мечтал раскрыть секрет, но…
— Стал банкиром! — весело продолжил брат.
— Отец убедил, что лучше заработать деньги и заплатить тем, кто сможет сделать это лучше.
— Знаешь, он прав, Козимо. Ты банкир, а не архитектор.
Дома их ждали сюрпризы…